Дзержинского в социал-демократическое движение привели два человека, видные представители литовской социал-демократии того времени — Альфонс Моравский (Алфонсас Моравскис) и доктор Антон Домашевич (Андрюс Домашявичюс). Особо доверительные отношения у него были, несмотря на значительную разницу в возрасте, с дворянином Ковенской губернии А. Домашевичем, который уже успел отбыть сибирскую ссылку в Мариинске Томской губернии и в других местах[206]. В 1894 г. Феликс Дзержинский вступает в социал-демократический гимназический кружок в Вильно, куда входили и гимназистки, под руководством одного из основателей социал-демократии Польши и Литвы Альфонса Моравского.
«В 1894 году, будучи в 7-м классе гимназии, — писал Феликс Дзержинский позднее в автобиографии, — вхожу в социал-демократический кружок саморазвития»[207]. Здесь он получил для изучения «Эрфуртскую программу» СДПГ, и, по собственному признанию, «во мгновение ока стал ее адептом»[208]. По образному выражению Р. Гуля, «Бог католицизма в душе Дзержинского сменился «Богом Эрфуртской программы». И опять везде, среди братьев и сестер, товарищей, родных, знакомых, Феликс Дзержинский стал страстно проповедовать свои новые революционные взгляды, принципы атеизма и положения марксизма»[209].
Эрфуртская партийная программа Социал-демократической партии Германии, состоявшая из программы-максимум и программы-минимум, была принята в 1891 г., на смену прежней, так называемой «Готской программы» 1875 г. В программе-максимум в качестве предварительного условия экономического освобождения выдвигалась задача завоевания политической власти пролетариатом, который для осуществления своей всемирно-исторической миссии должен располагать самостоятельной политической партией. Программа указывала, что одним из важнейших условий успехов германского рабочего движения является верность принципам пролетарского интернационализма.
В программе-минимум освещались промежуточные цели. В области политической выдвигались требования, направленные на соблюдение и развитие демократических свобод: введение демократической избирательной системы, самоуправление народа, равноправие женщин, неограниченная свобода союзов и собраний, решение вопросов о войне и мире народным представительством и т. д. В социальной области программа требовала введения бесплатного медицинского обслуживания, прогрессивного подоходного налога, действенного национального и международного законодательства об охране труда, в котором было бы предусмотрено установление 8-часового рабочего дня, запрещение труда детей до 14 лет, преобразование системы социального страхования и т. д.
Эрфуртская программа придала системность политическим взглядам Дзержинского, подготавливая его к профессиональной революционной деятельности и подготовив разрыв Дзержинского с польскими националистическими идеями. Характерно, что подобное влияние на становление политических взглядов фиксируются и в автобиографии известного в будущем большевика, одно время и чекиста, Н. А. Скрипника, написанной в 1921 г.: «Переход к марксизму был очень труден. Пришлось выработать мировоззрение, отказаться от неопределенного революционизма. Прочитав Зибера «Рикардо и Маркс», статьи Каутского в журнале «Северный Вестник» и др. издания, я все-таки еще не стал марксистом, пока ко мне не попал галицийский перевод «Эрфуртской программы», заставившей меня порвать с прошлыми взглядами, приняться за Каутского, «Капитал» Маркса и признать себя марксистом. С 1897 г. я вел работу свою уже как марксист, социал-демократ и с этого времени считаю себя членом партии». Оба они будут работать в еще далеком 1918 году в ВЧК, а жизненные пути их пересекутся еще ранее в Александровском централе. Один из них отказался от своего польского, второй от украинского национализма.
Являясь учеником 7-го класса гимназии, Феликс Дзержинский читал членам ученического кружка «…естественнонаучные книги, в том числе о жизни растений К. А. Тимирязева, стихи Некрасова, Конопницкой, «Оду к молодости» Мицкевича», — вспоминала одна из участниц кружка[210]. Вскоре с небольшой группой товарищей на горе Гедимина в Вильно, подобно А. Герцену и Н. Огареву поклявшихся на Воробьевых горах, он дает в день коронации Николая II торжественную клятву бороться со злом до последнего дыхания.
Но в его сердце есть место и для горячо любимой матери и семьи. В сочельник 1894 г. он едет к ней и к бабушке в Йоды, где встречает праздник в семейном кругу. Это было последнее рождество, которое он провел вместе с мамой и другими членами своей семьи[211].