Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Впрочем, Толкин вскоре осознал — и в этом ему, очевидно, помогли источники вроде классического издания этой поэмы и «Тевтонской мифологии» Гримма (как и в случае со Светлыми и Темными эльфами), — что в его распоряжении оказался готовый материал для творческой литературной реконструкции, причем такой, с помощью которого можно было вновь попытаться «сберечь свидетельства». Во-первых, древнеанглийская поэма (если не брать в расчет слово «эарендель») представляет собой перевод известного антифона, который написан на латыни и начинается словами «О Oriens…» («О Восход…»). Этот антифон как на латыни, так и на древнеанглийском наряду с несколькими другими символизирует восклицания патриархов и пророков, пребывающих во аде в ожидании пришествия Христа, Который освободит их, и взывающих к Спасителю о тех, кто «сидит во тьме и тени смертной», или звучит из уст пророка, предрекающего пришествие Спасителя. Антифон «О Oriens» обычно относится к Иоанну Крестителю. В любом случае, что бы ни значило слово «эарендель», оно ассоциируется с людьми, которые преисполнены печали и вглядываются в темноту в надежде на спасение и на проблеск света.

При этом, несмотря на явно библейский контекст, «Эарендель» имеет еще и языческие корни, если предположить, что речь идет про имя собственное. Некто Аурвандиль (древнескандинавский аналог слова «эарендель») фигурирует в «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона в качестве спутника бога Тора. По легенде, Тор и Аурвандиль отправились вместе в путешествие, и когда им пришлось переходить ледяные воды Эливагара, Тор посадил Аурвандиля в корзину, чтобы тот не замерз. Однако Аурвандиль высунул наружу большой палец ноги и отморозил его, поэтому они отломили этот палец и бросили на небо, где он превратился в звезду. Эта аллюзия неизменно озадачивала многих исследователей мифологии, и один из них даже предположил, что раз жену Аурвандиля звали Гроа (to grow по-английски означает «расти»), то сам он, возможно, олицетворял зернышко, потому что в Скандинавии иногда начинали слишком рано сеять, и побеги гибли от мороза. Впрочем, благодаря всем этим историям Толкин, во-первых, мог убедиться в том, что Эарендель/Аурвандиль — это название звезды, а во-вторых, пришел к выводу о том, что само слово было символом надежды и добрых вестей как для язычников, так и для христиан.

Все это позволяет понять, откуда берет свое начало толкиновская история об Эарендиле и почему для вышеупомянутого обращения глашатая был выбран именно стиль библейского псалма. У Толкина вглядываются в темноту не ветхозаветные патриархи и пророки, а обитатели Средиземья, а «свет великий» для них не Христос, сошедший во ад, чтобы сокрушить его и освободить его узников, а Сильмарил, возвещающий, что валары идут на помощь Средиземью. Весь этот антураж действительно больше напоминает не христианство, а, скорее, язычество или как минимум дохристианские времена. Однако если язычникам было известно имя Аурвандиля, которое с лингвистической точки зрения является эквивалентом слова «Эарендель», а оно, в свою очередь, во времена раннего христианства использовалось как символ Христа, не означает ли это, что еще до вочеловечения Христа люди интуитивно предчувствовали приход истинного и предвечного Спасителя?

В своей работе под названием «Просто христианство» К. С. Льюис называет это «светлыми мечтами», имея в виду «те странные истории, встречающиеся почти во всех языческих религиях, в которых рассказывается о каком-то боге, который умирает и снова воскресает». Толкин, скорее всего, не одобрил бы такую формулировку, тем более что он вряд ли планировал смешивать Эарендила или валаров с Илуватаром, то есть Создателем. Однако «Сильмариллион» Толкина заканчивается своего рода молитвой о заступничестве, прощении и спасении, которые должны быть дарованы разрушенному Средиземью извне, равно как и его начало отчетливо ассоциируется с библейскими историями о падении ангелов и грехопадении человека, причем очевидные неполнота и незаконченность этих аллюзий являются явным умыслом автора.