Дж.

«Необходимо верить в то, что для себя ты выбрал правильно. Но часть тебя – хитроумная, прислушивающаяся к мнению других, с детства усвоившая, что жизнь благоприятствует тем, кто благоприятствует себе, – воспринимает твой выбор скептически. Женившись на этой, ты не сможешь жениться на другой. Владея этой, ты ограничиваешь потенциал владения. Разумеется, можно выбрать любовницу, но та же логика применима и к выбору любовницы. Итак, твой внутренний скептик задается вопросом: “Поддержит ли ее привлекательность мое убеждение в здравомыслии решения владеть ею? Достойна ли эта привлекательность служить наградой за то, что я остановил свой выбор на ней, а не на другой?”»

Камилла смеется шутке Матильды. Мсье Эннекен бредет по высокой траве, словно по воде. Гарри Шувей объясняет, какую пользу международным торговым отношениям принесло создание Бельгийского Конго.

«Если бы ответом на этот вопрос было «нет», ты бы мгновенно забыл о ней. Для тебя она перестала бы существовать».

– Какие здесь бабочки! – восклицает мсье Эннекен и пытается поймать насекомое кепкой.

«Для того чтобы вознаградить тебя за потерю всех или почти всех остальных женщин в мире, ей пришлось стать идеалом. Вместе с тобой она выбрала качества, необходимые для его создания. Ты выбрал ее невинность, изящество, материнские чувства, одухотворенность. Камилла их для тебя подчеркнула, подавив в себе противоречащие им черты. Она стала твоей и только твоей легендой».

Шувей объясняет, что двадцать лет назад колониальный режим короля Леопольда успешно зарекомендовал себя в Свободном государстве Конго, и что остальные европейские державы лицемерно обвиняли его в жестокой эксплуатации местного населения, хотя сами использовали те же методы, но с меньшим успехом. И все же, подчеркивает Шувей, короли – неумелые предприниматели, потому что их заботят только доходы, а не капиталовложения.

«А ты… в Матильде ты идеализируешь совершенно иные качества. У нее другой характер, и она не жена, а любовница. Ты заявляешь, что у нее самая красивая в мире шея. Ты считаешь ее бездельницей, потому что она любит развлечения. Ты гордишься тем, что другие мужчины находят ее чрезвычайно привлекательной. Идеализировать это качество доставляет тебе несказанное удовольствие, при условии соблюдения второго предположения, в котором ты уверен меньше: “Она мне не изменяет”.

Когда ты, Эннекен, начнешь подумывать о том, чтобы бросить Камиллу, а ты, Шувей, решишь, что Матильда слишком экстравагантна и безалаберна, это произойдет не потому, что вы в них разочаруетесь, а потому, что они больше не смогут выдавать себя за то, чем не являются.

Я вас ненавижу. Ваше могущество заключается не в богатстве, а в том, что люди вам повинуются. Они завидуют тому, что им о вас известно, и зависть заставляет их повиноваться. Они хотят быть похожими на вас, а потому живут по тем же законам и выбирают повиновение как благо.

Ваша власть над собой ничтожна. Вы таращите глаза, словно мертвецы, прислоненные к окнам, убеждая толпу на улицах, что за ней наблюдают. Уши – самая невинная, самая характерная черта внешности – превращаются в бесполезные недоразвитые придатки по обе стороны головы, в напоминание о прошедших веках, как соски на вашей груди. Где вы обитаете? В кончиках пальцев? В сердце? На дне ваших снов? На плечах?

Вы обитаете в сумрачном безвоздушном пространстве между вашей последней кожей и одеждой. Вы живете на своем передвижном чердаке. Ваши страсти – чесоточный зуд».

– Я слышу жаворонка, но не пойму, где он, – говорит Камилла.

«Вы мне ничем не угрожаете. Ваше существование примиряет меня с мыслью о собственной смерти.

Я не желаю бесконечно существовать в мире вашего господства. Жизнь в таком мире коротка по определению. Все живое предпочтет смерть, лишь бы избавиться от вашего общества. Даже смерть вами брезгует. Вам суждена долгая жизнь».

Мсье Эннекен приближается к дамам на краю поляны, протягивает им сомкнутые ладони. Похоже, он поймал бабочку.

– Выпусти ее, – говорит Камилла. – Ты как ребенок!

– Линнею ты бы такого не сказала, – замечает мсье Эннекен.

– А кто такой Линней? – интересуется Шувей.

Мсье Эннекен поднимает руки и раскрывает пустые ладони. Никакой бабочки нет. Он громко хохочет.

«Ты смеешься, как безумный (словно задыхаясь от краткого облегчения), над тем, кем мог бы стать. Об этом тебе напомнила твоя шутка.

Как только один из вас исчезает, на его месте возникает другой, и ваше число постоянно увеличивается. Все в мире исчезнет, останетесь одни вы».

С поляны тропа выходит на уступ, откуда открывается широкая панорама долины и южные склоны Альп. Все умолкают. Тишина, озерная гладь, снег на горной вершине, предзакатный свет осеннего дня образуют увеличительное стекло для самого унылого воображения. В это стекло, как под лупой, можно рассмотреть пространство, окружающее их жизнь.