Джакку - самый дружелюбный город на западном побережье (СИ)

Они пили кофе в молчании.

— Ты напряжена, — заметил Бен наконец.

— Интересно, почему, — едко заметила Рей. — Не потому ли, что проснулась и обнаружила здоровенного альфу, спящего в моей комнате? Альфу, который упросил меня оставить его на ночь, а до этого…

— …вел себя, как мудак, — закончил Бен. — Я тебе уже говорил, но готов повторить. Я не собираюсь причинять тебе вред, я просто хочу побыть тут подольше. Вот и все.

Рей сердито фыркнула в кружку и опустила взгляд, рассматривая стол. Он был старым, его когда-то белая столешница теперь посерела, потрескалась. Рей рассеянно подумала, что давно обещала себе обновить стол, да никак руки не доходили…

— Я могу попробовать отблагодарить тебя за то, что ты пустила меня к себе? И за то, что напугал утром? — спросил Бен.

— Мне не нужна помощь с печеньем, спасибо, — мрачно ответила Рей.

— Я про другое.

Бен добился своего: Рей снова посмотрела на него, поневоле заинтересовавшись.

— У меня есть один метод, — заметил Бен. — Чтобы… сбросить напряжение. Выпустить раздражение. С тех пор, как я о нем узнал, пользуюсь им постоянно. Может и тебе поможет.

— И какой же? — с сомнением заметила Рей.

Она почти ждала, что Бен улыбнется и в этой своей подначивающей манере скажет «Ты точно хочешь знать?». Но вместо этого он выглянул в окно, оглядел затянутое облаками небо и спросил:

— Может позже?

— Да нет, давай сейчас говори, — сказала Рей. — Раз уж начал.

— У тебя есть хлам? — спросил Бен.

— В смысле? — переспросила Рей.

Она работала реставратором. Хлама у нее было предостаточно, хлам окружал ее дома и на работе.

— Я помню, на заднем дворе у тебя было что-то такое.

— А. — Рей запоздало сообразила. — Я все собираюсь сдать что-то в переработку, а что-то отвезти старьевщику, но руки никак не дойдут.

— Отлично, — сказал Бен. — Идем.

Он встал из-за стола.

— Куда? — спросила Рей.

— На задний двор.

Дождь наконец закончился. Солнце едва встало, и его редкие косые лучи протянулись через двор. Небо было в облаках: рваных, клубящихся — но они медленно расходились. Это должен был быть отличный день, первый ясный день за две недели. Было сыро и прохладно, и изо рта Бена пошел пар, когда он заговорил:

— И где твои запасы хлама?

Рей показала. Она все еще не понимала, к чему Бен все это ведет.

— Бери то, что не жалко, и начинай ломать, — сказал Бен.

— Ломать? — переспросила Рей.

— Ломать, — подтвердил Бен с удовольствием. — А потом выкидывать. Или сжигать.

— Но это же неэкологично… — растерянно сказала Рей. Постепенно в ее голосе прорезалось праведное возмущение. — Я потому это и храню, чтобы не выкидывать просто так. И тем более не сжигать. Тут половина уже рассортирована…

— Я восхищён, — сказал Бен. — Тогда начни с той половины, которая еще не рассортирована. Вон те коробки, например.

— Я не понимаю смысла, — честно сказала Рей.

— Поймешь, — пообещал Бен.

Рей с недоверием посмотрела на него, а потом шагнула под навес, где хранился хлам. Она взяла первое, что попалось под руку: какие-то старые часы из девяностых в выцветшем пластмассовом корпусе. Рей нерешительно взвесила их в руках.

— Бей их, — подсказал Бен. — Обо что-нибудь твердое. Вдребезги.

— Но… — Рей запнулась. — Детали везде разлетятся и…

— Я помогу собрать их. Бей.

Рей уставилась на него с непониманием и стукнула часами о край верстака. В часах что-то дзынькнуло и треснуло, и Рей посмотрела на Бена с усталым раздражением, как бы говоря: вот, ударила, что дальше. Но Бен продолжал наблюдать, одобрительно ей кивая. Тупое раздражение, медленно заполнявшее Рей, подтачивающее ее уверенность во всем, в том числе в себе самой, взяло верх. Она с размаху опустила часы на острый угол верстака, зажмурившись, когда корпус издал оглушительное «крррррак!», ударила еще раз, и еще. Стекло часов треснуло, трещины пошли по корпусу, куски пластика начали отваливаться, и стал виден часовой механизм: пластмасса и дешевый металл. Рей ударила снова, и часы будто взорвались в ее руках, разлетелись, брызнув деталями в разные стороны.

Рей застыла, слегка оглушенная этим, держа в руках остатки часов. Бен подопнул пустую коробку к ней поближе, забрал часы из рук и бросил туда.

— Еще, — потребовал он.

Как ни странно, Бен оказался прав. Было что-то приятное в том, чтобы разрушать вещи. Рей вошла в раж. Она разрывала картонные коробки, ломала дерево, которое только и выкинуть можно было, больше ни на что оно не годилось, с удовольствием вслушивалась в треск пластика. Она втаптывала — нет, не в пыль, а всего лишь в дно картонной коробки — все то, что уже отжило свой век, но было ею заботливо собрано, потому что это то, к чему она привыкла, как она была научена жить: сберегая, подбирая, ремонтируя.

Когда Рей выдохлась и прислонилась к верстаку, наблюдая за результатом своих действий — без преувеличения, горой мусора, она ощутила отток сил. Будто что-то покинуло ее. Но сейчас Рей это не волновало. Все, чего ей хотелось — посидеть и выпить чего-нибудь горячего.

— А теперь что? — спросила Рей.

— Собираем это все в кучу, — сказал Бен. — Кстати, у тебя есть жидкость для розжига?