Джакомо Казанова и Екатерина II

Однако Екатерина даже не позволила ему толком начать и, тяжело вздохнув, сказала: – Вы пишете на бумаге, которая все стерпит, я же, бедная императрица, имею дело с людьми.

Практически это был ясный ответ «нет», и даже не начавшийся разговор был окончен. Лишь о лотерее императрица вскользь заметила: —Меня хотели убедить, чтобы я допустила ее в моем государстве. И я согласилась бы, но только при условии, что наименьшая ставка будет в один рубль, дабы помешать играть беднякам. Казанова быстро прикинул: рубль в России – это очень большие деньги, а посему число участников лотереи резко сузилось бы и все предприятие стало бы гарантированно невыгодным для его устроителей. Это был не вариант. Но он и не думал сдаваться.

Воспользовавшись тем, что день выдался пасмурным, он сказал, что погода в России не совпадает с истинным календарем, по которому живет вся Европа. – Это верно, – согласилась императрица. – Ваш календарь, введенный папой Григорием XIII, отличается от нашего на одиннадцать дней. —А не было бы принятие григорианского календаря деянием, достойным Вашего Величества?

На это Екатерина с ласковой улыбкой ответила, что России больше подходит традиционный юлианский календарь.– Но к концу века, – попробовал возразить Казанова, – разница вырастет до двенадцати дней! – Все уже предусмотрено, – ответила на это Екатерина, – последний год нынешнего столетия, который по григорианской реформе не будет високосным, таким же будет и в России. А посему никакого увеличения разницы, по сути, между нами не выйдет. – Но…

Императрица жестом повелела Казанове замолчать и, рассмеявшись, сказала: —Господин венецианец, я просто не имею права нанести подданным моим великую обиду, убавив на одиннадцать дней календарь и тем самым лишив дней рождения или именин почти три миллиона душ. А то скажут потом, что это я по своему неслыханному тиранству убавила всем жизнь на одиннадцать дней. Скажут, непременно скажут, шельмы, что я и в Бога не верую…При дальнейшем ходе разговора я имел случай произнести с похвалою имя короля прусского. Императрице угодно было, чтобы я сообщил ей подробности моего с ним свидания, что я и выполнил. В это время зашла речь о празднестве, предположенном императрицею, но отложенном за дурною погодой, то-есть, об упомянутом уже мною турнире или каруселе, на который должны были собраться отличнейшие воины государства. Екатерина спросила меня, в обычаи-ли подобные праздники в моем отечестве. – Конечно, и тем более, что климат Венеции благоприятен для увеселений такого рода. Хорошие, ясные дни там столько же обыкновенны, как здесь редки, не смотря на то, что путешественники находят здешний год моложе, нежели во всех прочих местах.

После этого Казанове оставалось лишь почтительно склонить голову, а императрица величественно удалилась. Удалился и граф Панин, даже не удостоив Казанову каким-нибудь ободрительным жестом. Это было полное поражение, и оно надолго осталось занозой в сердце нашего просвещенного европейца. Казанова явно намеревался пробиться в фавориты Екатерины, но он вдруг обнаружил одно ужасное обстоятельство: в Санкт-Петербурге привечали лишь тех иностранцев, которые приезжали в Россию по приглашению.

Казанова потом написал: «В России уважительно относятся только к тем, кого нарочно пригласили. Тех, кто прибыл по своей охоте, ни во что не ставят. Может, они и правы».

Но Казанова не сдавался и вел настоящую охоту за императрицей. В результате в прямых отношениях с ней Казанова находился не более четырех или пяти раз, но зато он употребил целый год на изучение ее ума и характера, всматриваясь в то, что она делала. Казанова ни разу не наблюдал за Екатериной в то время, когда она вела совещания по государственным делам, ни тогда, когда она работала одна или с кем-либо из своих секретарей, но он раз сто ее видел на публичных выездах, в театре, на придворных приемах, на прогулках и т. д. И он всегда замечал на ее прекрасном и благородном лице отпечаток спокойствия духа и внутренней уверенности. Конечно, это могло быть следствием воспитания, но чтобы русская императрица всегда была в состоянии держаться этого великого принципа, она должна была обладать чрезвычайно редким умом и энергией – энергией, какой Казанова не встречал еще ни у одного правителя.