Джамбул Джабаев. Приключения казахского акына в советской стране. Статьи и материалы

Бугославский указывает на изменения, произошедшие в образе и функциях советского певца-агитатора: в отличие от народных певцов, собравшихся в 1932 году на съезд в Баку, где преобладало политическое и идеологическое содержание и их образ соответствовал скорее молодым советским агитаторам 1920-х годов или даже типу становящегося писателя[265], сейчас речь идет о «старых мастерах», возродившихся из глубины веков и олицетворяющих истинную аутентичность. Они больше не нуждаются в культурно-педагогических инструкциях, напротив, они могут быть научно изучены и популяризованы как исторические реалии. Научно-исследовательский контекст обеспечил «старым мастерам» поэтический авторитет и профессиональность — требования к литературе и искусству, выдвинутые уже на Первом съезде советских писателей и объявленные конструктивной частью социалистического реализма с целью подвергнуть критике литературу 1920-х годов и санкционировать «огосударствление» литературной сферы. Авторитарное достоинство «старых мастеров» обеспечило устному народному творчеству высокий статус в системе соцреализма. Бугославский иллюстрирует соотношение между советско-русским литературным профессионализмом и устным творчеством «старых мастеров», а также между ориентированными на массы развлекательными радиопрограммами и научно-исследовательским интересом и радиофонной популяризацией национального творчества и, наконец, между идеологическими требованиями и социокультурной спецификой нерусских периферий вполне наглядной органической метафорой:

Сердце союзного художественного вещания — ВРК — должно впитать в себя бьющую ключом «кровь» периферии и вернуть ее на места обновленной и еще сильнее пульсирующей[266].

Эта органическая метафора интересна сразу в нескольких отношениях. Во-первых, сравнение радио с сердцем еще раз подчеркивает его центральное значение, а советское многонациональное пространство является, соответственно, радиофонным звучащим пространством и звучащим телом. Во-вторых, эта метафора подчеркивает особый характер взаимодействия периферии и центра, когда периферия выступает не только как объект политических и технических усилий, но и как полноценный участник, стимулирующий центр своими творческими импульсами устности и поддерживающий доминирующую идеологию. В-третьих, риторической целью этой органически-телесной метафоры является своеобразная двойная языковая референция, с помощью которой национально-языковая специфика одновременно и усиливается, и уничтожается. Изображение предполагает органически-естественное единство смысла и понимания, отсылая к наличию устной непосредственной коммуникации в однородном языковом пространстве. Органический образ отсылает также к мультиязыковым и мультинациональным параметрам.

Именно в тот момент, когда снова и снова заходит речь об устном народном творчестве и культуре, изображение предполагает общение в другой языковой среде. Эффект всеобщего понимания идеи советского распространяется повсеместно за пределами русскоязычного пространства. Сравнения с организмом подчеркивают единство советского, и идея оказывается сильнее всех национальных различий, риторический эффект дает возможность ее прочувствовать и прожить, преодолев рамки дискурсивно-языкового и аналитического понимания. Идея советского утверждает себя именно в той мере, в какой ей удается преодолеть специфику национально-языковых форм выражения. Однако заключенное в органической метафоре противоречие имплицирует опасные последствия. Во-первых, основанные на принципе внутреннего понимания языковая, коммуникативная, социальная, политическая и информационная сферы советского общества становятся недосягаемыми для стороннего наблюдения и описания. Последнее происходит потому, что в той мере, в какой наблюдение соотносится с формами выражения и тем самым подрывает принцип эмоционального взаимопонимания, на котором основано советское, оно дисквалифицируется как несоветское и исключается из советского общества. Второе следствие касается проблемы языка и языковых различий при открытии, научном документировании и массовой популяризации устного народного творчества, нерусской народной поэзии в русско-советских средствах массовой информации. Когда в органическом образе преобладает общесоветское, внутреннее взаимопонимание, то внешние, специфически национальные языковые формы не имеют больше определяющего значения. Интенсивность идеи советского вбирает в себя все национально-языковые формы выражения текста. Это означает, что отныне не имеет значения, репрезентируется ли текст, содержащий в себе советскую идею, на языке оригинала, на русском языке или в переводе. Интенсивность и аффективная сила идеи коммуникативно самоутверждаются там, где ее готовы услышать, всегда и везде, независимо от форм языкового выражения.