«Джамп» значит «Прыгай!»

Ингмар слушал его, откинувшись на спинку стула, а когда Барский закончил, он поднял свой бокал и в первый раз выпил.

– Понятно. И вы хотите сказать, что всего этого не знаете? В таким случае мне остается только гадать, с кем же я вообще имею дело. Да, я действительно оказался на крючке у ГБ в весьма нежном возрасте. Сказать из-за чего? Из-за анекдота про то, как Брежневу «расширяли грудь». И я действительно вынужден был стучать на сво-их друзей. Но когда я приехал в Москву на ПМЖ, то помогли мне здесь именно связи в ФСБ. Благодаря полковнику Пиотровскому я познакомился с Трубенковым, затем с Корсовским. Если вы не знаете всего этого, то что же за ведомство вы представляете?

– Друг мой, ведомство наше весьма обширно, – терпеливо объяснил ему Барский, – и в то время как одни его сотрудники могут вас поить водкой и сватать на теплое место, другие не преминут взять вас в разработку и установить слежку.

Ингмар передернул плечами.

– В конце концов, это ваше дело. По законам Паркинсона любая бюрократия пожирает в итоге самоё себя. Вы знаете теперешнее положение моего шефа, его влияние на экономику страны, комиссии и комитеты, которые он возглавляет. Их великое множество… Да, мой шеф участвует во множестве подобных организаций, он очень влиятельный человек в кремлевской иерархии. Я думаю, ему очень нужно это влияние. Он жаждет его, как другие жаждут выпивки, наркотиков или власти. У него же навязчивое стремление другое – убеждать людей в своей правоте. Возьмите хотя бы эту конференцию в Вашингтоне: премьер-министр следует каждому его совету, и Корсовскому это очень нравится. В конце концов дело доходит до анекдота: американский президент демонстрирует нашему премьеру красоты «Метрополитен-музея» в то время как его министр финансов обсуждает с Корсовским размеры и очередность траншей огромного кредита.

– Понимаю. Некий своеобразный вид власти над чужими умами.

Слушая, Барский припомнил собственные слова, которые он говорил, рассматривая фотографию в кабинете Кравцова: «Он привык к власти, но власть передается через людей, а не проявляется над ними».

– Да, власть, но лишь в каком-то смысле. Я думаю, что, собственно, ему нужны похвала и одобрение. Он нуждается в том, чтобы его считали надежным. Я у него чуть меньше года, но почувствовал это в первый же день. Я почти слышал его мысли: «Вот бедный беженец из Прибалтики. Я облагодетельствовал его, дав ему работу. Поэтому он будет служить мне верой и правдой, чувствуя себя всем обязанным мне».

– Хм, одобрение?

Барский вдруг почувствовал себя спокойно и почти комфортно, так как наконец началась работа, которая ему нравилась. Он чувствовал себя уже не вражеским агентом на чужой территории, а обычным следователем, допрашивающим свидетеля.

– Странно. Ведь он считается ученым, крупным экономистом, а это, как правило, самые независимые люди на свете. И все же Игорь Корсовский жаждет чужого влияния и одобрения. Вы пришли к какому-нибудь выводу, господин Берзиньш?

– Полагаю, что да.

Берзиньш нахмурился, и Барский понял, что характер Корсовского восхищал его.

– Я полагаю, что под всей этой внешней благополучностью Корсовский очень неуверен в себе и, возможно, напуган. Мне кажется, что только удерживая свое влияние на людей и получая их одобрение, он обретает нужную ему безопасность. Все эти комитеты, где он заседает, и доклады, которые он сочиняет, усиливают его уверенность в себе, как у богача, который работает по двенадцать часов в сутки, так как боится бедности. Каждая акция в банке, каждая нефтяная скважина, которой он владеет, словно барьеры, ограждающие его от этого наваждения нищеты, которой, возможно, он так никогда не испытает. Вот почему я сказал, что Корсовский убил бы автора этого письма, господин Барский. Я видел его лицо, когда он открыл первое письмо, и это было лицо убийцы. Его безопасность под угрозой, а это – главное в его жизни.

– Это не может быть угрозами со стороны какой-нибудь преступной группировки?

Берзиньш небрежно махнул рукой.

– Бандиты служат ему верой и правдой. Никогда преступные авторитеты не чувствовали себя настолько в безопасности, как сейчас, при нем. В конце концов, этот человек почти что узаконил мафию. Да Забота за него казнит любого авторитета, каким бы трижды коронованным он ни был.

– Забота? Это не главарь ли муромовской группировки?

– Он же главарь всего преступного мира России. Но даже они с ног сбились, разыскивая этого неведомого шантажиста.

– И что же, как вы думаете, так напугало Корсовского?

Голос Барского-следователя не выражал ничего, кроме вежливого любопытства.

– Понятия не имею, но это нечто конкретное. Мне кажется, что когда-то Корсовский сделал или его заставили сделать нечто, о чем он никогда не сможет забыть. Он хочет отгородиться от этого работой, одобрением важных персон, но оно все время где-то на задворках его сознания. Затем однажды он глядит в монитор своего компьютера, и наваждение всплывает на свет.

– Понимаю.