Он засмеялся. Я был все еще в десяти футах от него, но он уже начал поднимать руки, когда я сделал шаг вперед и ударил, высоко держа голову.
Я прыгнул, покрыв расстояние между нами, и мой кулак врезался в его рот.
Он отлетел назад и не встал.
Генри сидел на земле с вытаращенными глазами, зажимая бок. Уикс дышал, пульс бился, глаза моргали, но изо рта у него сочилась кровь. Я ущипнул его чуть выше бедра, тот дернулся.
– Чувствуешь? Уже хорошо.
Затем я вернулся к Генри и помог ему подняться.
– Ты в порядке, друг?
– Нет. Думаю, он сломал мне ребро. И может быть, у меня сотрясение.
Я посмотрел на него.
– Почему ты так думаешь?
– Я отключился на минуту, когда ты его двинул. Так мне кажется. Видел, как это начиналось, видел, как закончилось…
– Как меня зовут? Какое сегодня число? Кто у нас премьер-министр?
– Грифф. Суббота, восемнадцатое. Тони, чтоб его, Блэр.
– Ну, может, ты просто моргнул. Как думаешь, стоит нам найти бобби для мистера Уикса?
Генри вгляделся в пятно крови, растекающейся по подбородку Уикса.
– Нет. Я думаю, он свое получил.
Я помог Генри дойти до отеля и нашел доктора Колника.
Доктор был одним из старших членов карате-клуба обладателем черного пояса третьей степени. Думаю он имел специальность кардиолога, но имел такой опыт по соревнованиям и тренировкам, что разбирался и в травмах, и в контузиях.
Доктор Колник поцокал языком и увез Генри в городскую больницу на рентген, чтобы убедиться, что сломанное ребро не проткнет легкое. А когда тому поставили диагноз «микротрещина», он его туго перебинтовал. И продезинфицировал мою руку. У меня была глубокая ссадина между костяшками, которую я даже не заметил.
– Зубы, скорее всего, – сказал доктор. Зубы.
Мы сели на обратный поезд утром. Генри сидел неестественно прямо, а я сочувствовал ему, но был дико уставшим и злым.
– Не думаю, что стоило поворачиваться к нему спиной.
– Отвали!
Эта поездка вообще оказалась странной. Кроме удара (и какого удара!), я ни разу не прыгнул. Я приехал в Бирмингем на поезде, погулял, и вернулся поездом в Лондон.
Ощущения у меня были… необычные. И при том… все казалось нормальным.
Наверное, ощущения нормы мне и не хватало. Мне бы жить на одном месте и добираться до занятий на транспорте,
Родители Генри здорово переволновались из-за сломанного ребра, но потом вместе с директором школы сочли, что ребро, скорее всего, пострадало на турнире, и, как сказал Генри, оно и к лучшему.
Сенсей Петел хотел поговорить с пойми родителями, когда узнал от нас о драке. Но все свелось к тому, что я принес записку, якобы от отца, гласящую, что:
«Грифф обсудил с нами произошедшее, и я смог оценить пример, который вы ему подаете. Меня волнует инцидент, но думаю, что это куда менее серьезно, чем ущерб, который нынче причиняют футбольные фанаты. Тем более, что Грифф извлек свой урок».
Я набрал это письмо в компьютерном зале Кинко в Сан-Диего, подписав его левой рукой, как и все предыдущие бумаги.
Прочитав, сенсей Петел спросил:
– Каков же твой урок?
– Никогда не поворачивайся спиной.
– Ну и детки пошли! – отреагировал он, но поправлять меня не стал. Только поинтересовался, почему мой отец никогда не приходит на занятия и не присутствует на матчах и тестах, как другие родители.
– Занят очень. Правда.
В декабре Генри уехал на каникулы в Оман, а через неделю закрылся класс карате. В тот год в Лондоне было холодно, то есть шел снег и все такое, так что я отправился на юг, к отдаленной бухте Чакакуаль. Я пригласил с собой Консуэло и Сэма, и мы поплыли на лодке к рыбачьему поселку Сан-Августин чуть западнее Ла Крусеситы. Он находился в девяти милях от семейного гнезда – если брать расстояние с высоты птичьего полета, по земле же оно увеличивалось до тридцати. Там была компания, обеспечивавшая транспортное сообщение с аэропортом, откуда можно было сесть на автобус до города.
Было решено, что встречусь с ними через неделю на том же месте, при благоприятных погодных условиях. Приняли такой план.
Я вернулся в море и
Я привязал лодку и взял с собой бинокль.
Мне вдруг жутко захотелось увидеть Алехандру.
Битый час я поднимался по холмам над Ла Крусеситой. Я бы справился и за полчаса, если бы не необходимость избегать машин и людей, ведь слишком многие здесь знали меня в лицо.