Джампер: История Гриффина

Я не мог успокоить его, и только покачал головой.

Оставив их в том же положении на стульях, я прыгнул вместе с обоими на тротуар у медицинского центра Святого Френсиса в Трентоне — недалеко от школы Эвэ. Кто-то закричал, я услышал шаги, но даже не обернулся и немедленно прыгнул на Евклид-авеню в Трентоне.

Дом не взорвался.

Я все еще слышал лай собаки на заднем дворе, и это было приятно.

— Оператор службы девять-один-один. Какого рода ваше происшествие?

— В подвале дома на Евклид-авеню находится мертвый человек и невзорвавшаяся бомба.

Я продиктовал адрес.

Чтобы позвонить в службу спасения, я воспользовался сотовым этих сволочей, и как только закончил разговор, телефон завибрировал. Я подумал, не перезванивает ли мне оператор.

Это был Кемп.

— Мы убьем ее брата и мать, ты прекрасно знаешь.

Он что, ждал, что я прямо сейчас к ним брошусь?

Или они как-то установили, где находится телефон в данный момент?

— Так и поступите, — сказал я. — Они это заслужили.

Я быстро вернулся в подвал, прежде чем там появится взвод саперов. Вытер телефон и положил его рядом с телом мистера Кельсона. Уже собравшись прыгнуть, я заметил бейсбольную биту, стоявшую в углу. Она была какая-то нестандартная, видимо, остатки былой славы Детской лиги. Интересно, кому она принадлежала — Патрику или Эвэ?

Я посмотрел на тело.

— Вы не против, если я позаимствую?

Уже послышались звуки первых сирен, и я прыгнул.

ТРИНАДЦАТЬ Концы с концами

Эвэ сидела за столом с банкой диетической колы и пузырьком пилюль. Я бросил биту и прыгнул через комнату, схватив склянку со стола.

Она моргнула и сказала бесцветным голосом:

— Да я не собиралась. Подумывала об этом, правда, подумывала.

Я бросил склянку через всю пещеру, и она пролетела в старую шахту.

— Зачем?! — спросил я. — Эти уроды уже достаточно нагадили. Хочешь помочь им в работе?

Она опустила глаза. И не подняла их больше.

Люби меня. Отведи меня обратно в кровать и люби меня. Сделай так, как будто всего этого не было никогда.

— Мне очень жаль, — сказал я. — Мне очень жаль твоего от…

— Черт подери! Ты не мог соврать? Зачем ты мне назвал свое настоящее имя? Почему не соврал? Ты же столько врал!

Об этом я уже думал. Если бы я назвал выдуманное имя, ее отец был бы жив. Да, черт побери, я мог быть Полли МакЛендом, тем козлом. Я взял ее за локоть, чтобы поднять, и она попыталась меня ударить. Я автоматически сделал блок. Выходит, годы занятий карате не прошли даром. Не давай своей девушке бить тебя.

Что-то было не так.

Я усадил ее обратно на стул, и пока она барахталась, пытаясь обрести равновесие, обнял ее и прыгнул с ней на дорожку возле школы.

Согнувшись, она бросилась в сторону, потом огляделась.

— Что это, почему сюда? — Она удивленно таращилась в сторону школы.

Я показал на здание медицинского центра, на здоровенный красный крест с внутренней подсветкой на слове «Реанимация».

— Там твои брат и мама. Они в порядке — может быть, сильно обезвожены, но в остальном — ничего. — Я пожал плечами.

Злоба, ярость, испуг, смятение, горе — наконец ей удалось со всем этим справиться, отодвинуть подальше, но такое усилие оказалось чрезмерным. На протяжении всего пути до больницы и дальше мне пришлось ее поддерживать.

Народу там было немного. К нам подошла медсестра с озабоченным лицом. Эвэ была не похожа на обычного посетителя — вела себя странно, шумно, неуемно.

Я усадил ее и обратился к сестре.

— Ее мать и брата только что доставили сюда. Может, вы помните, клейкая лента, кляпы, и все такое.

Медсестра вытаращила глаза.

— А полиция…

Я поднял руку, и выражение моего лица заставило ее остановиться на полуслове.

Я положил Эвэ на коленки ее сумочку, погладил по волосам и сказал:

— Надеюсь, тебе никогда не придется врать о том, кто ты, Эвэ.

Сделал глубокий прерывистый вдох и почувствовал, как к глазам подступили слезы.

Было уже наплевать, видят меня или нет.

— Прощай.

Я прыгнул.

Я по-прежнему чувствовал запах Эвэ на своей постели. Черт, да ведь ее пальто все еще лежало рядом с моим, на комоде. Я положил его с собой в кровать и зарылся в него лицом.

Все перемешалось — папа и мама, Сэм и Консуэло, Генри. Эвэ. Горе Эвэ — ее погибший отец, человек, который просто попытался убедиться, что его дочь в безопасности. Мне так хотелось, чтобы он тогда оставил меня в покое. Всем было бы лучше, все остались бы живы, по крайней мере. Мне хотелось разозлиться на него, но сколько я ни пытался, вся злость обращалась против себя.

В конце концов, кто был тут общим знаменателем, если не я?

Наступила худшая, самая длинная ночь.

Сначала я прыгнул случайно, когда Полли спровоцировал меня. И папу и маму убили.

То, что я жил у Алехандры, обрекло на гибель Сэма и Консуэло. А если бы я тогда не вызвал иммиграционную службу, агенты могли остаться в живых.

Если бы я не назвал Эвэ своего настоящего имени и не рассказал о том, где я жил, был бы жив ее отец. Я, я, я — все было из-за меня.