Джанан. Пленница тирана

Мы тяжело дышим, обнявшись. Наши тела мокрые от пота и нашего удовольствия, губы в нескольких миллиметрах, но мы не целуемся, как будто обмениваемся кислородом, делим его на двоих. И мне становится хорошо. Впервые за долгое время я не чувствую напряжения. Мысли покинули голову и дрейфуют где-то далеко, давая мне насладиться минутами тишины и спокойствия. Я бы даже могла сейчас задремать в таком положении, но господин выскальзывает из меня и несет к кровати, на которую бережно укладывает и укрывает одеялом. Этой ночью он уже никуда не уходит, а, полностью раздевшись, ложится рядом. Притягивает меня в свои объятия, и, ощутив поцелуй в макушку, я засыпаю.

Глава 20

Я ожидаемо просыпаюсь одна, но даже рада этому. Так у меня есть возможность спокойно полежать, прислушаться к своим ощущениям и понять, как я себя чувствую. Стыдно признаться даже самой себе, но самочувствие прекрасное и даже лучше. Мне хочется улыбаться и петь, во всем теле нега и расслабление. Это пугает, но и наоборот дает возможность жить дальше, бороться за свою правду.

Весь день я летаю, словно на крыльях. Сколько бы Инас ни расспрашивала меня о ночи, проведенной в спальне господина, я не рассказываю. По какой-то причине мне хочется каждую эмоцию сохранить для себя. Оставить этот кусочек счастья и интимности, который мы познали, только между нами. Адела с Ясмин целый день косятся на меня, но мне даже нет дела до их осуждающих взглядов. Я парю́.

Вечером я иду к комнате господина. Не иду, лечу на крыльях в ожидании удовольствия, которое он мне подарит, но слуга тормозит меня перед дверью.

– Господин занят.

Мои брови на мгновение взлетают, а потом хмуро опускаются.

– Мне прийти позже?

– Нет. Сегодня он тебя не ждет.

– Совсем? – выдавливаю из себя, чувствуя, как сдуваюсь, словно воздушный шарик, из которого выкачивают воздух. Слуга кивает. Мне приходится прочистить горло, чтобы избавиться от кома обиды, вставшего посередине. – Хорошего вечера.

– И тебе, – коротко отвечает он моей спине, когда я уже разворачиваюсь и удаляюсь от комнаты.

Всю дорогу к себе меня грызет мысль о том, что ему, наверное, не понравилось со мной. Или он потерял интерес. Попробовал и утратил желание. Прислушиваюсь к себе и с удивлением обнаруживаю, что мне больно от этого осознания. Чувствую себя использованной или поломанной игрушкой, которая выброшена за ненадобностью. Это ранит не только мою гордость, но и, наверное, саму женскую сущность. Я проскальзываю мимо общей комнаты гарема максимально незаметно. Не хочу, чтобы потешались, видя, как я в одном из своих лучших нарядов возвращаюсь к себе. Сворачиваю за угол и притормаживаю, слыша разговор Ясмины с ее служанкой. Дверь в комнату наложницы приоткрыта, поэтому их беседа слышна очень отчетливо.

– Интересно, эта глупышка в курсе, что господин сегодня с Аделой? – хмыкнув, спрашивает Ясмина, и от этого вопроса скручивает внутренности, сердце начинает грохотать в горле, а в ушах шумит кровь.

– Даже если не знает, не мешало бы открыть девочке глаза на то, куда она попала, – язвительно замечает служанка. – А то ног под собой не чует, все твердит, что родит господину сына.

Я хмурюсь. Такое я говорила только Инас, неужели подруга поделилась моим сокровенным?

– Откуда ты знаешь?

– Пф, так у стен есть уши, а она болтала об этом с подружкой.

– Слишком самоуверенная эта Амира.

– Надменная. Считает, что она лучше вас, хотя вы столько ночей провели с господином.

– Это ненадолго. Сколько таких Амир уже здесь было? И где они все? – я слышу улыбку в голосе этой змеи Ясмины, и внутри меня поднимается ураган.

Они просто еще не понимают, с кем связались. Не знают, на что способна девушка в отчаянии. А я способна на все. Да, на все, без исключений. И этот гарем еще содрогнется от моей силы. Не пройдет и года, как здесь не останется ни одной девушки среди наложниц, а я стану единственной женой Заида. Да, вот так, без «господин», потому что он будет целовать мои руки и преданно смотреть мне в глаза. Потому что я стану матерью его детей, кто бы что ни говорил!

Пробегаю мимо комнаты Ясмины, намеренно громко топая, чтобы заявить о своем присутствии. Делаю это не с какой-то определенной целью, а просто из ребяческого протеста, наивно полагая, что, возможно, они почувствуют вину. Но, конечно, это не приносит никакого результата. Они смолкают ненадолго, а когда я уже закрываю дверь в свою комнату, возобновляют разговор. Остаток вечера решаю провести наедине с собой и даже не заглядываю в общую комнату, откуда доносятся разговоры и смех, которые слышны сквозь открытое окно.

Утром я мечусь между желанием снова отправиться вечером к господину и стремлением полностью его игнорировать, отплатить ему той же монетой. Не знаю пока, как поступить будет правильнее, потому что эмоции берут верх, и я ничего не могу с этим сделать. А ближе к полудню я готова взвыть, когда приходят регулы. То есть, первая идея отпадает сама по себе. Теперь остается только ждать, когда они закончатся, чтобы снова начать воплощать в жизнь свой план.

А вечером ко мне заглядывает Тина.