Джанан. Пленница тирана

Валид кивает и, выглянув за дверь, дает распоряжение слуге, а потом возвращается ко мне.

– Какой план, Заид? – спрашивает он, усаживаясь напротив.

– Тонкий намек Фоули, дальше убрать моего брата, – цежу сквозь зубы, – чтобы отец понял мои дальнейшие планы. Документы по моему личному бизнесу пустить в ход, пора выводить все из-под влияния отца, иначе я потом вообще ничего не увижу.

– Будем переезжать в другой эмират?

– Нет, – твердо отвечаю я. – Мне как раз скрывать нечего. Распорядись, чтобы проверили подвал. Мы пока не знаем, как далеко зайдет эта война.

– Заид, Шуджа сказал, что договорился с бедуинами о временном пристанище на случай, если все выйдет из-под контроля.

– Передай Шудже, пусть пока держит договоренность, Лутфии скажи, чтобы у девушек было собрано необходимое. Еще что-то?

– Пока все.

– Тогда свободен.

Кивнув, Валид покидает кабинет, а я возвращаюсь к переписке с юристом.

А спустя несколько минут единственная девушка в гареме, у которой напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, врывается в мой кабинет.

Раньше я редко выходил из себя, когда дело касалось женщины. Это было скорее даже исключением, чем правилом. Но Джанан перевернула все с ног на голову.

Джанан. Душа моя. Если бы девочка только знала, насколько это правда, уже, наверное, не чуяла бы ног под собой. Она стала словно неотделимой частью меня. Сильной стороной и в то же время самой слабой. Выдернула на поверхность настоящего меня, которого я столько лет прятал. Моя мать говорила мне и Хамуду, что рано или поздно наступит момент, и в жизни каждого из нас появится женщина, которая пробудит в нас лучшее и худшее. Которая станет целым миром, вокруг которой будут все наши мысли, а поступки будут нацелены на ее комфорт и безопасность. Как же мне не хочется признавать, что такой женщиной для меня становится Джанан! Почему это не может быть какая-нибудь спокойная и покладистая девушка? Почему обязательно такая своенравная и нестабильная? Одного у нее не отнять: она готова быть покорной. Внутри нее живет настоящая женщина, правильно воспитанная и благоразумная, только по какой-то причине Джанан ее прячет очень глубоко. Скорее всего, пережитое ею, наложенное на юный возраст, и приводит к тому, что она ведет себя не всегда адекватно. Самое странное, что меня эта ее дерзость злит и заводит одновременно. Иногда мне хочется ласкать ее и относиться как к королеве, а порой ладони чешутся выпороть, чтоб аж визжала. Но что ей удается всегда – это не оставить меня равнодушным. С первого дня ее появления в гареме я мысленно возвращаюсь к ней в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас мне нужно работать, но вся кровь отливает от мозга ниже пояса, и я не могу думать ни о чем другом, кроме как о ее пронзительном взгляде, нежном теле и хриплых стонах, когда она извивается подо мной.

***

Сейчас, когда она лежит на кровати и смотрит на меня с вызовом, я еще сильнее возбуждаюсь. Даже такие, казалось бы, незначительные детали, как голая щиколотка, выглядывающая из-под кружевного канта гандуры, тонкие пальцы, ухватившие ткань, и растрепавшиеся волосы, придают ей еще больше соблазнительности.

– Раздевайся! – рявкаю со смесью злости и жажды.

– Может, поговорим? – спрашивает Джанан, а я качаю головой. Сначала секс, потом разговоры.

– Поторопись.

– Заид, прошу тебя. Когда ты в таком настроении, я тебя боюсь.

По глазам вижу, что лжет, ее тоже возбуждает эта игра. Зрачки расширены, губы приоткрыты, и розовый язычок то и дело выныривает изо рта, чтобы облизнуть их. Увлажненные, они выглядят еще более заманчиво, и вот я уже представляю между ними совсем не язык.

– Джанан, не заставляй меня ждать.

– Я пришла, потому что…

– Ну! – побуждаю продолжить.

– Потому что подумала, что ты тоже ко мне неравнодушен. Потому что не хочешь отдавать меня другому мужчине.

– Что позволило тебе сделать такие выводы? – спрашиваю я, хотя она и права, я бы не отдал ее. Потому что сам еще не наигрался ею. И не хочу даже представлять, как ее ласкают чужие руки.

– То есть ты все еще хочешь отдать меня? – спрашивает она сиплым голосом, и пальцы, до этого расстегивающие мелкие пуговицы на лифе платья, застывают, подрагивая.

– А чего хочешь ты? – задаю вопрос, на который жажду получить честный ответ.

– Я хочу быть с тобой, – отвечает Джанан, заглядывая своими бездонными глазами в самую душу. – Хочу стать для тебя единственной. Хочу родить тебе сына, – тише добавляет она, а меня бросает в жар от этого заявления.

Я давно смирился с тем, что не стану продолжателем своего рода и не познаю радость отцовства. Мне никогда не взять на руки наследника. И каждое напоминание об этом схоже с ощущением, если полоснуть ножом по сердцу или окунуться с головой в кипяток.