Джандо

— Какого же черта вы мне сразу об этом не сказали?! — вскричал писатель-гуляка и, подхватив смеющееся и отбивающееся Мисс Совершенство на руки, направился к выходу. По дороге он весело проговорил: — Папаша Янг — мой лучший приятель в этом городе… Знакомьтесь: мистер Томас Райдер, месье Гастон Ажамбур — мои друзья… Зрелище то еще, но, как сами понимаете, люди рассудительные со мной знаться не станут.

Он уже поставил Мишель на ноги, задержавшись у дверей.

— А похищаемую сейчас даму мы зовем просто Кей…

И дверь за ними закрылась.

Папаша Янг, казалось, в эту минуту переживал состояние шока. Такое же, как через несколько лет будет переживать бедолага Андрюха, когда в зимнем московском кафе щедрый, как индийский раджа, Дядя Витя — Дядя Витя, ожидающий чудесных перемен, — извлечет на свет пачку новеньких купюр и закажет самой дорогой водки и черной икры.

Потом Папаша Янг, взяв в руки увесистую книгу, указал на пустой табурет, где только что сидел самый верный его слушатель, и спросил:

— Это он?

— А что, — усмехнулся лысый мистер Райдер, — старый пропойца выдавал себя за охотника на гиппопотамов?

— Да еще скрывающегося от правосудия за растление малолетней дочки судьи? — добавил Гастон Ажамбур.

— Вы уж нас извините, — добродушно проговорил мистер Райдер, — нам просто известно кое-что о книге, над которой он здесь работает… Ну не знаю, кто как, а я не прочь чего-нибудь выпить. Говорят— неплохо для акклиматизации. Выпить и поспать — это все, что меня интересует в ближайшие двадцать часов.

Папаша вдруг почувствовал, что все негативное по отношению к этому человеку улетучилось:

— А простите… Эта молодая леди, Кей… Это мисс Мишель?..

— Умоляю, не продолжайте, — прошептал странствующий ботаник, — к счастью, в этом городке вы пока единственный, кто ее узнал…

Через пару часов оставшаяся в баре троица была уже слегка пьяна, а Папаша Янг думал, насколько ошибочным может быть первое впечатление. Эти двое оказались великолепными ребятами: лысый повеса— крупный литературный агент и, несмотря на внешность богемствующего людоеда, милейший человек, а ботаник, месье Ажамбур, — бельгиец-этнограф. У всех троих нашелся повод выпить по стаканчику вина. Папаше Янгу, собственно, никаких поводов и не требовалось. Но тот факт, что несколько минут назад рядом с Папашей, сотканная из вещества реальности, находилась Повелительница его грез, вырывал этот день из череды лиловых будней. Литературный агент рассказывал, что всего пару лет назад писатель-гуляка влачил жалкое существование, раздавленный равнодушием больших городов, а теперь уже третья книга становится бестселлером, в чем немалая заслуга его — Лысого Черепа (кстати, присмотрись, какая на голове татуировочка!). Месье Ажамбур заявил, что его профессиональными интересами в Африке являются воинственные красавцы: в красных тогах — масаи и народ-загадка, вызывающий столько споров, — ндоробо. И уж если он нашел брата по духу, Папашу, столь серьезно и тесно связанного с проблемой, то не выпить по стаканчику белого вина представляется просто кощунством. Папаша Янг признал этот довод убедительным, тем более что в ближайшие двадцать часов платит за все писатель — автор бестселлеров, празднующий таким образом успех своей книги, писатель-гуляка, удалившийся со смеющейся богиней на руках в свой шалаш из пальмовых листьев и солнечных зеркал, где наивно отражается счастье, никогда не существовавшее на этой земле.

Посиделки удались. И когда бар Маккенроя начал превращаться в то, чем он был обычно — веселое шумное заведение, Папаша приступил к своим историям. И литературный агент, привыкший к сумасшедшим вечеринкам, и гораздо менее эксцентричный месье Ажамбур, не тратящий свою жизнь на подобные развлечения, были захвачены безудержным магнетизмом Папаши, вовсе не догадываясь, куда ведет дорога, на которую они ступили. А Папаша Янг рассказывал, что он — водопад и в голове его живет рев падающей воды, стирающей в песок воспоминания и несбывшиеся надежды, а дочь его — быстроногая речная нимфа. Бельгиец-этнограф спросил, к какому народу, на его взгляд, ближе ндоробо — к пигмеям или бушменам, вопрос, до сих пор не решенный этнографами, и Папаша Янг на полном серьезе ответил, что они происходят от карликов Сумрачной страны, от гномов-чародеев, развлекавших еще фараона Неахо… А потом начал рассказывать о лиловом видении, предупреждении ндоробо, всеобщей Зебре, пробудившейся в туманных северных горах и приближающейся с роковой неотвратимостью. Затем последовали охотничьи байки и истории про Черного Op-койота, и все заведение Маккенроя потешалось над очередным ток-шоу.