Джандо

В Мадриде их разыскал писатель, приезжавший в Европу по делам. Конечно, их встреча не была случайной. Писатель, влюбленный в Испанию, предложил свои услуги в качестве гида и рассказывал много интересного о маврах, иудеях и христианах, создавших неповторимый облик этой страны, о временах Реконкисты и о династиях великих испанских королей, владевших половиной мира, о Гойе, Эль-Греко и Веласкесе, о кастильской кухне, о славных иберийских окороках, о красном вине в бутылках, покрытых вековой пылью, о висячих домах в Куэнке и о народном любимце — Его Величестве Хуане Карлосе, то сбегающем из дворца со своей женушкой покататься на лыжах, то разъезжающем на мотоцикле, переодевшись в рокерскую куртку, словно новый Гарун Аль-Рашид. Он рассказывал о вишенках на неповторимых усах Сальвадора Дали и о прогулках с муравьедом, о корриде и о фиесте, о солнечной стране и солнечных людях, сделавших свою жизнь самым великим произведением искусства. Зеделла, словно чувствуя подвох в этом повышенном внимании, была вежлива, но подчеркнуто холодна, а писатель не мог понять, что они все нашли в этой милой, но абсолютно обычной девчонке. Папаша Янг, напротив, после истории с Мишель стал относиться к писателю как к ближайшему и любимейшему родственнику, и когда тот наконец попросил навестить Томаса Райдера, совсем больного и жаждущего лишь увидеть Зеделлу, Папаша сразу же согласился и сам уговорил дочь.

На окраине Мадрида, на длинной улице Кардинала Херейры Ойры, где город внезапно обрывался, а дальше начиналась сухая желтая степь и вдалеке виднелись горы Гоадаррамы, находился дом несчастного литературного агента.

Писатель рассказал Папаше Янгу, что Томас каждый день садится у окна в плетенное из прутьев кресло, завернувшись в плед, и ждет; он уверен, что Зеделла когда-нибудь появится, и тогда все у него будет хорошо. Выглядит он при этом кошмарно, но и слышать не хочет о помощи психиатра или какого-либо иного доктора.

— Но это ужасно! — воскликнул Папаша.

Они все понимали, каким тяжелым окажется предстоящий визит. И когда переступали порог роскошного белого пустынного дома, из черной глубины которого повеяло холодом, словно там жило привидение, настроение у всех было подавленным. Но в следующие несколько минут произойдет одно из самых странных событий, они окажутся свидетелями необычного преображения, и мистер Райдер полностью излечится. Потому что, когда несчастный литературный агент увидит Зеделлу, милую студентку в шортиках по колено — они целыми толпами слоняются летом по центру Мадрида, без конца фотографируются и пьют кока-колу, — что-то случится с ним, что потушит сумасшедший огонь в его глазах. Он, словно мгновенно избавившись от наваждения, от безумия несуществующей любви, вдруг поймет, что нет чарующей копны волос, нет колдовского льющегося света, нет завораживающего запаха хищных лунных растений, а есть только это — милая студентка в шортиках из центра Мадрида.

— Почему они столько фотографируются? — пробубнит Томас Райдер. И если начинал эту фразу сумасшедший, то закончит ее уже выздоравливающий человек.

«Бог мой, — подумает Томас Райдер, — я предлагал ей уехать на Амазонку или на Полинезийский атолл, а надо было ехать в Аквапарк в десятке километров от столицы, где тоже есть пальмы, шум штормового моря в бассейне, вечером дискотека и легкий, симпатичный и ни к чему не обязывающий трах в машине, в мотеле или в парке «Ретиро» в центре Мадрида».

Мистер Райдер посмотрит на них растерянно.

— Слушайте, давайте поедем в Аквапарк, — вдруг скажет он, — в моем микробусе места всем хватит!

И он начнет смеяться. Так громко, что писатель испугается, не лишился ли его бедный друг рассудка. Но Томас Райдер скинет свой плед, похожий на саван, и будет смеяться, и смех окажется лучшим лекарством и извлечет из его израненной души древнюю стрелу любви, посланную рукой Смерти.

Томас Райдер полностью излечится и, радостно улыбаясь, скажет:

— Господи, Зеделла, простите меня, пожалуйста, я… не знаю, что на меня нашло… Там, в Африке. — И он снова начнет смеяться, Папаша Янг уставится в недоумении на писателя, а Зеделлу впервые прожжет черная волна уязвленной гордости. — Фу, — выдохнет Томас Райдер, — ваша Африка — действительно земля колдунов! — И он опять разразится хохотом.

— Если вы затеяли все это, чтобы посмеяться надо мной, — скажет Зеделла, чувствуя, какими сухими и жаркими стали ее губы, — то это очень глупо, мистер Райдер!

— Ну что вы, милая девушка, — остановит ее Томас Райдер, — я бесконечно благодарен вам, и я один виноват в этой истории. Я не знаю, как называется это затмение, причинившее беспокойство вам и чуть не доведшее меня до сумасшествия… Простите меня ради Бога. Может быть, мы с вашим папочкой выпили какое-то любовное зелье накануне, но я… бесконечно благодарен вам за… за все, что произошло. Еще раз простите, я счел бы за честь… называть себя вашим другом.