Джанни Версаче. Жертва красоты и моды

Венеция стоит мессы…

Молодой римский стилист Гай Маттиоло (это его и Лагерфельда предлагали на пост главного модельера) удивил даже самое богатое и смелое воображение жителей Вечного города: на Сенаторской площади перед Капитолием при помощи уникальных декораций создал «мираж», заставил временно поверить всех присутствующих (этому позавидовал бы даже Дэвид Копперфилд), что они находятся не в центре Рима, а на площади Святого Марка в Венеции. Достойно фантазии Версаче. Недаром Маттиоло уже называют Версаче XXI века.

Все воспроизведено в деталях и тонкостях: и средневековые дворцы Венеции, и очертания великого собора Сан-Марко, и колокольня… Словно «голуби» на площади – знаменитые модели на импровизированных мостах-подиумах. Здесь Карла Бруни, Надежде, Стейси Янг; символ мужской красоты и силы – Маркус…

Чем вызвана идея сфилаты? Патриотизм, федерализм, протест против действий политического движения «Лига Севера» во главе с Умберто Босси, стремящегося с сепаратизму, отделению промышленно развитого Севера от экономически отсталого Юга и коррумпированного Центра? Сам Гай Маттиоло, как и Джанни Версаче, не причисляет себя ни в каким политическим течениям. Он признает себя только римлянином, а Рим олицетворяет всю Италию. Он не подвержен никакому влиянию, но, как и Джанни Версаче, считает, что «Венеция стоит мессы и свеч», не может быть «вырублена из единой итальянской материи». «Город Дожей 1700-х годов, – говорил Гай, – это не Венеция Ее Святейшество 1900-х. Венеция непокорна, несгибаема, но и неотделима от Рима». Так я понял смысл сфилаты Гая Маттиоло, сфилаты, посвященной Джанни Версаче и самой Венеции, о которой мы, кажется, знаем много, а на самом деле предстоит еще сделать немало исторических открытий.

Джанни Версаче любил Венецию. Обычно останавливался в отелях на берегу Большого канала – «Лондон», «Европа», «Грюнвальд», предпочитал ужинать в небольших тратториях, а затем прогуливался по знаменитой набережной, где по ночам величаво и сладко отдыхают гондолы.

Этот очерк о Венеции я хотел бы наполнить воздухом, которым дышал Версаче, воссоздать атмосферу неповторимого города, рассказать о людях, которых хорошо знал модельер. Они были его друзьями, частицами его жизни в разные времена…

Ларец драгоценностей. Путешествие по Большому каналу с графиней Мариолиной.

«Только в пальцах роза или склянка Адриатика зеленая. Прости! Что же ты молчишь, скажи, венецианка, Как от этой смерти праздничной уйти».

Эти стихи Осипа Мандельштама читала по-русски венецианская графиня Мариолина Дориа Де Дулиани-Мардзотто. Ее супруг Пьеро Мардзотто – «король текстиля», представитель линий «прет-а-порте» многих видных модельеров. Мы плыли в гондоле по Большому каналу, разделяющему Венецию на две части. Пожилой гондольер Андреа – наш давний приятель, в который раз дарил нам чудесное путешествие по водным улицам.

Прогулка в гондоле с высоко задранным деревянным носом рассчитана примерно на час. Выкрашенная в черный цвет, как и все другие 5400 венецианских гондол (многовековой обычай, в знак траура и памяти о доже, чей прах развеян в водах венецианской лагуны), лодка быстро скользит по словно застывшим водам канала. За час можно проплыть по всему четырехкилометровому Большому каналу, пристать к причалам главных средневековых зданий Венеции, представить себе, как в окружении пышной свиты поднимались с воды во дворцы великие дожи старейшей морской республики – властелины Адриатики и Восточного Средиземноморья.

Гондольер галантно, «по-дворянски», подал руку графине Мариолине, на которой сегодня не длинное платье с венецианскими кружевами, а джинсовая куртка и брюки от «Версаче». Андреа отвязал лодку от сваи, оттолкнулся от берега веслом, и мы начали путешествие по Венеции – городу о 120 островах и 400 мостах.

– В рождении Венеции, – с улыбкой замечал Андреа, и графиня Мариолина, известная в городе на лагуне своими энциклопедическими знаниями, его не опровергала, – «повинны» предки сегодняшних русских. Разные скифы, вестготы и другие варвары, полчища Атиллы заставили местных жителей в северной части Адриатики искать убежища и спасения в глубине лагуны. Так в V–VI веках на острове Торчелло поднялись первые церкви и строения, заложившие основу Великой Венеции, которую со времен средневековья и дожей велено величать с почетом «Серениссима». Лагуна, окружающая Венецию со всех сторон, кажется с борта гондолы могучей, глубокой, широкой, хотя ее подлинная ширина невелика и лишь при разливе вод в период дождей и таяния снегов в горах достигает в некоторых районах 12–25 километров. Глубина же здесь в среднем 80—120 см, и каждый человек может почувствовать себя в лагуне Гулливером. Для движения морского транспорта прокладываются специальные маршруты – фарватеры, по которым входят в город, даже к центральной площади Сан-Марко, океанские лайнеры. Их ведут лоцманские катера, и опасность сесть на мель исключается. Фарватеры проверяются и прочищаются постоянно, их границы на просторах лагуны отчетливо видны: стоят полосатые вехи, словно камни на обочинах дороги.