Джаным

Выхожу на улицу – прохладный августовский воздух тут же даёт о себе знать и, увы, не греет. Захожу в ближайший бар и заказываю двести – виски: стоит согреться. Возможно, стоит напиться. Ещё двести – отлегло. Стало легче дышать, и мысли, одна за другой, стали поступать в мою голову. Что же меня так вывело из себя? Какая глупая ситуация. Однако еще глупее было оставить её там, в номере, одну посреди ночи. Я просто устал. Смертельно устал от этого подвешенного состояния, в котором пребываю в последнее время, а сколько оно длится, это последнее время, так с ходу и не сказать. Надоело делить на два. Надоело делиться. Нет, она не права, определённо не права по поводу того, что невозможно жить на две жизни. Очень даже можно, и мы с ней оба тому пример. Как долго всё это будет продолжаться? Чего она хочет? К чему был весь этот разговор? Да какая, к чёрту, разница, к чему, да почему, если всё именно так, как она сказала. Не скрывать – не значит быть честным, и есть ли грань между «не скрывать» и «демонстрировать», и не переступил ли я эту черту. Не стал ли я откровенно демонстрировать Ольге наличие у меня другой женщины, той, что занимает все мои мысли, той, что стоит между нами с Ольгой, той, что я всё время жду?

Между прочим, наши позиции с Ольгой несколько схожи: мы оба ждём. Правда Ольга ждёт того, кто уже ждёт и, увы, нее её. Мы с ней будто сидим в зале ожидания, на чемоданах и с билетом в руке, в котором указан пункт назначения, но отсутствует дата и время отправления. Кто забыл указать эту дату и когда же исправят эту ошибку? Ещё двести. Это всего лишь мысли, и никаких действий. Как же здесь накурено – у них что, не работают кондиционеры? К чёрту всё!

Кому нужна правда и нужна ли она вообще? Миллионы людей тонут во лжи, прекрасная зная, что рано или поздно эта ложь выйдет наружу, и затопит всё, что они так тщательно скрывали. Так стоит ли скрывать и лгать? Если все вокруг вдруг перестанут лгать, наступит хаос или, напротив, покой?

Выхожу из бара – стало еще холоднее. Она, наверное, ушла. Возвращаюсь в отель, спрашиваю у администратора, не сдали ли ключи от номера. Отрицательный ответ. Поднимаюсь в номер, хотя в пору бы бежать сломя голову. Открываю дверь. Она не ушла.

– Что ты читаешь? – спрашиваю её, прикрыв дверь.

– Стефан Цвейг. Мне очень нравятся его новеллы, – улыбается, закрывая книгу.

– Ты не ушла.

– Я надеялась, что ты вернёшься.

– Как хорошо, что ты не ушла, – подхожу к ней, провожу рукой по её волосам.

– Как хорошо, что ты всё же вернулся, джаным.

И если вы не в силах что-либо изменить сегодня, хотя именно вы должны это сделать, оставьте всё, как есть – не трогайте, не нарушайте целостности, не разрушайте. У всего есть своё время, и оно обязательно придёт.

Глава 7.

Никогда не говорил ей, что не люблю возвращаться домой из отеля, когда открываешь дверь и понимаешь, что вот она, реальность, которая встречает тебя с распростертыми объятьями, будто насмехаясь и радуясь твоей неудачи, мол, опять не удалось, опять ты вернулся. Сколько времени я вот так возвращаюсь, прокручивая ключ в замочной скважине? А она, что она чувствует, вернувшись ранним утром в свою московскую квартиру?

– Ну, как прошла встреча?

– Оль, я даже не знаю, что я должен ответить на подобный вопрос, – невольно вздрагиваю, – и стоит ли вообще на него отвечать.

Ольга, милая Ольга – женщина, с которой я живу вот уже полтора года. Мы познакомились с ней в небольшом ресторане. Она присела за мой столик, мы разговорились, выпили по бокалу вина – в тот же вечер она пришла в мою квартиру и пребывает в ней по сей день. Она знает про меня всё, я никогда ничего от неё не скрывал: ни про свои отношения, ни про встречи в отеле, ни про свои чувства к другой женщине. Знаю, что эти знания лишь причиняют ей боль, но ничего не могу изменить. Конечно, я мог бы жить с Ольгой, как говорится, долго и счастливо, обзавестись детьми, о которых так давно грезит моя мать, просыпаться по утрам, уходить на работу, приносить честно заработанные деньги, вкладывая их в общий бюджет, засыпать с чувством выполненного долга и ощущением бесконечного одиночества. Можно было бы создать атмосферу идеальной семьи и тёплого уютного очага, картину, умело нарисованную рукой мастера – подобные картины рисуют многие умельцы на протяжении долгих лет, не видя вовсе, что их краски давно поблекли, а холст отсырел и больше ничего не воспринимает. Не могу и не желаю жить в подобной лжи или мнимой идиллии, обрекая себя на постоянные муки совести и реалии, скрытые от посторонних глаз.

Ольга работает дизайнером по интерьерам, и, стоит отдать ей должное, она действительно знает толк в своей работе. Она говорит, что в моей квартире отсутствует идейная композиция, но это вовсе не значит, что ей стоит поработать и над моей обителью. Пару раз она пыталась что-то переделать, внести, так скажем, свою лепту, но все её попытки мною пресекались в самом их начале. Ей – 29 лет, у неё нет детей и она не была замужем, и моя мама возлагает на неё огромные надежды в отношении меня, а Ольга эти надежды разделяет.