Но в то же время я не скучаю по тому, как каждая женщина здесь находится в плену его чар. Некоторые вещи никогда не меняются.
Откапывая из недр свою храбрость, ставлю одну ногу перед другой и подхожу к нему.
— Привет, — шепчу, ненавидя себя за то, как дрожит голос.
— Нам нужно поговорить. — Выражение его лица каменное, в глазах все еще видна ярость, но на этот раз он не кричит, так что я воспринимаю это как небольшое достижение.
Я киваю.
— Босс разрешил мне сделать небольшой перерыв. Не хочешь присесть? — спрашиваю, указывая на пустой столик.
— Нет. У меня в грузовике.
Он даже не ждет моего согласия, просто выходит за дверь, ожидая, что я последую за ним.
Как бы то ни было, это, вероятно, к лучшему. Меньше всего я хочу, чтобы все мое грязное белье было выставлено на всеобщее обозрение перед коллегами и клиентами. Голд Крик — маленький и сплоченный городок, как и Винчестер, только не наполнен такими же мерзкими людьми.
Выйдя на улицу, меня окутывает легкий туман, и мои ковбойские сапоги приземляются в лужу, образовавшуюся после только что прошедшего ливня. Сильнее запахиваю края клетчатой рубашки на пуговицах поверх белой майки и следую за Джастисом к его грузовику, благодаря джинсовым шортам брызги из луж покрывают мои голые ноги.
Он совершенно застигает меня врасплох, когда подходит к пассажирскому сиденью и открывает передо мной дверцу. Поступок настолько неожиданный, что я, убрав с лица влажные волосы, смотрю на него. Ищу в нем хоть какой-то намек, хоть какую-то надежду, что, может быть, только может быть, у нас все будет хорошо. Он ничего не выказывает, суровый взгляд лишен каких-либо эмоций.
Сникнув, тянусь к ручке на внутренней стороне дверцы, подтягиваясь на высокое сидение. Грузовик похож на те, на которых ездят его братья. Это заставляет меня задуматься о его мотоцикле и некоторых любимых моментах, связанных с ним. Эйфория длится недолго, он хлопает дверцей, заставляя меня подпрыгнуть.
Я закрываю глаза и ругаю себя за наивность. Мне нужно вспомнить, почему он здесь, а не теряться на дорогах памяти.
Он забирается в машину с водительской стороны и закрывает дверцу, не так сильно, как мою, затем закуривает сигарету, наполняя грузовик дымом.
Запах табака, как афродизиак, теплом проникает в грудь, возвращая на годы назад.
— Где Ханна? — спрашивает он, глядя перед собой.
Услышав, как он произносит ее имя, мое несчастное сердце наполняется самыми всевозможными чувствами.
— В детском саду, — отвечаю, облизывая пересохшие губы.
— Ей нравится?
— Нравится. Грустит, что скоро все закончится.
Грузовик заполняет тишина, смешиваясь с дымом. На его челюсти перекатывается желвак от эмоций, противоречащих его отношению.
— Джастис, мне жаль, что вчера все так закончилось, — начинаю я, не сомневаясь, что это давит на него так же сильно, как и на нас. — Ханна расстроилась и испугалась, она не имела в виду то, что сказала.
Он поворачивает голову, яростно глядя на меня.
— И кто же в этом виноват?
— Я, — отвечаю без колебаний. — Я не оспариваю тот факт, что наделала ошибок. Знаю, это я виновата в том, что вы оба сейчас чувствуете.
Он твердо и решительно смотрит на меня.
— Мне нужна моя дочь, Райан.
Сердце обрушивается прямо в желудок; паника беспощадно лишает меня воздуха.
— Я хочу общаться с ней, — добавляет он.
Мое нестабильное сердцебиение замедляется, желудок отпускает.
— Она тоже этого хочет.
Он недоверчиво хмыкает.
— Правда, — уверяю его. — После твоего ухода мы поговорили, и она понимает, что твои чувства справедливы. Настолько, насколько может понимать пятилетний ребенок, —добавляю я. — Я также убедилась, чтобы она знала, — ты злишься не на нее.
Он кривит губы, сквозь них проникает почти злобное рычание.
— Ты ничего не понимаешь. Вчерашнего вообще не должно было произойти. Я не должен был узнать о своей дочери из какого-то гребаного письма и фотографии!
Смотрю на него сквозь затуманенное зрение, ненавидя источающие им боль и гнев.
— Ты прав, прости меня за это. Мне очень жаль.
— Ты действительно так боялась, что я облажаюсь как отец, что почувствовала необходимость спрятать ее от меня?
Вопрос безжалостным клинком наносит мне удар.
— Конечно, нет, — выдыхаю я. — Как ты мог даже подумать такое?
— А что, по-твоему, я должен думать? Ты прятала от меня моего гребаного ребенка. У меня есть пятилетняя дочь, о которой я ничего не знаю!
— Есть причины, по которым я сделала то, что сделала, Джастис. Причины, которые я когда-нибудь тебе объясню, когда ты будешь в состоянии их услышать. Сейчас ты слишком зол, и я не виню тебя за это. Я не могу изменить прошлое, но могу изменить настоящее. Ханна хочет с тобой общаться. Всегда хотела, — шепчу, чувствуя, как от этого заявления вина сжигает душу.
— Хорошо. Потому что скажу тебе один раз, я никуда не уйду.
У меня на языке вертится вопрос: что именно он имеет в виду. Мне трудно поверить, что он останется здесь навсегда, и мысль о том, что он заберет Ханну обратно в Винчестер, вызывает панику, угрожающую меня задушить, но я решаю отложить это обсуждение на другой раз. Я еще не совсем готова к такой битве.