— Вы ее ненавидите? — спрашивает она, продолжая смотреть мне в лицо.
— Нет.
Как бы мне ни хотелось ненавидеть Райан, я не могу, не только из-за нашего прошлого, но и потому, что маленькая девочка, сидящая сейчас передо мной, делает это невозможным.
— Еще я хочу, чтобы ты знала, я не огорчен тем, что у меня есть ребенок, — продолжаю, нуждаясь, чтобы она знала это. — Я расстроен из-за того, что не знал о тебе, — последние слова даются мне труднее, чем я ожидал, в крови пылает не покидающее чувство сожаления.
— Значит, я нужна вам? — ее широко раскрытые, полные надежды глаза бьют меня прямо в грудь с такой силой, что вытесняют весь воздух из легких.
— Да, — выдыхаю, с трудом выговаривая слова. — Ты нужна мне, Ханна. И всегда была нужна, даже когда я о тебе не знал.
Она одаривает меня самой ласковой улыбкой, давая маленькую надежду, что я не слишком сильно напортачил.
— Может, когда-нибудь вы сможете простить маму.
Я киваю, но молчу, потому что сейчас прощение кажется слишком далеким.
Прежде чем кто-либо из нас успевает сказать хоть что-то еще, на веранду с двумя стаканами сладкого чая выходит Райан.
— Я поставлю их вам сюда, ребята. — Она не смотрит на меня, пряча лицо за волосами, но эмоции в голосе говорят, что она слышала наш разговор.
— Спасибо, мама.
— Я буду в доме, если вам что-нибудь понадобится. — Поцеловав Ханну в макушку, она возвращается в дом, даже не взглянув на меня.
Ханна делает глоток чая, затем ставит его рядом с собой и выжидающе смотрит на меня.
— Ну и что теперь?
Откровенно и по существу, — еще одно качество, которое я уважаю.
— А теперь я даю тебе вот это, — протягиваю ей подарочный пакет, мои нервы вновь напряжены.
В ее глазах пляшет возбуждение, когда она берет у меня пакет и, не теряя времени, роется в нем. Тихий вздох наполняет воздух, когда она вытаскивает льва и прижимает его к груди.
— Бини Бу!
От счастья в ее голосе испытываю облегчение.
— Леди в магазине сказала, что они популярны.
— Да, сэр. У меня их три, но они маленькие, потому что большие стоят слишком дорого.
Меня терзает неуместное чувство вины, когда я уже не в первый раз задаюсь вопросом, как все эти годы Райан умудрялась содержать себя и нашу дочь. Я бы позаботился о них, если бы мне предоставили хоть малейший шанс, и мысль о том, что из-за этого моя дочь была лишена чего-то, только усиливает глубоко укоренившийся гнев, горящий внутри меня.
— У моей подруги Джеммы их тридцать, — продолжает Ханна с завистью в голосе. — Когда-нибудь и у меня их будет столько же. Я копила деньги.
Так и знал, что должен был скупить всю чертову стойку. У нее было бы больше, чем у Джеммы. Мне не следовало слушать ту леди.
— Как его зовут? — спрашивает она.
— Э-м… — пытаюсь придумать что-нибудь, но ничего не приходит в голову. — А как ты хочешь его назвать?
— Имя написано у него на попе, глупенький, — говорит она, хихикая, — но я не умею читать. — Она переворачивает льва, показывая мне его зад.
— О, — делаю шаг вперед, чувствуя себя полным придурком, и читаю вышитое имя. — Начо.
— Начо, мне нравится!
Полагаю, имя хорошее.
Она начинает гладить его гриву.
— У меня никогда раньше не было льва. Он даже подходит к моей комнате.
— У тебя розовая комната? — спрашиваю, выуживая любую информацию о ней. То, что я уже должен был знать, но меня лишили этого удовольствия.
— Да, хотите пойти посмотреть?
— Да, хотелось бы.
Хочу знать о ней все. Что ей нравится, а что нет, какие у нее таланты, что она любит делать. Я хочу знать о ней все, но пока начну с осмотра ее комнаты.
— Пойдемте, — говорит она, вприпрыжку вбегая в дом.
Я следую за ней внутрь и вижу, как Райан отскакивает от окна, делая вид, что занята, хотя она явно шпионила.
— Мама, мы идем ко мне в комнату! — сообщает ей Ханна, взбегая по деревянной лестнице.
— Ладно. Я буду… внизу. — Она замолкает, нервно переминаясь с ноги на ногу.
Когда я поднимаюсь по ступенькам, наши взгляды встречаются, мы неотрывно смотрим друг на друга, и воспоминания одно за другим начинают всплывать из моей памяти. Не то чтобы наше прошлое когда-либо оставалось вдалеке от моих мыслей, но в течение последних суток я не мог видеть дальше своего гнева, до этого момента. Испытываемая мною буря эмоций при виде ее, сбивает с толку, и мне это чертовски не нравится.
Как только она исчезает из виду, я следую за Ханной в маленькую розовую комнатку с белой кроватью, комодом и тумбочкой. В углу стоят крохотный белый столик и стул с розовым чайным сервизом.
— У меня такое чувство, что твой любимый цвет — розовый.
Она хихикает, и этот прекрасный звук наполняет мою грудь.
— Да, один из любимых. — Она кладет льва на кровать рядом с куклой и тремя другими маленькими плюшевыми зверушками, о которых она мне рассказывала.
— Знакомьтесь, Снежок, Масло и Лосось. Ребята, это Начо.
Я ухмыляюсь, забавляясь ее представлением. Пока она их рассаживает, блуждаю глазами по спальне и натыкаюсь на фотографию на тумбочке, от которой каждый мускул тела напрягается.
Подойдя, беру рамку, — я на байке, фото сделано без моего ведома.