Джатаки

«О, не беспокойся, что она будет удерживать меня от даяния, – ответил Бодхисаттва. – Моя жена вместе со мной строго соблюдает закон. Но все же какую пользу могут дать тебе такие слуги? Они изнежены, юны и не привычны к услужению. Между тем их дед, шибийский царь, увидев их в подобном положении, обязательно даст за них богатый выкуп, какой бы ты ни пожелал. Поэтому благоволи их отвести отсюда прямо в царство деда. Таким путем ты получишь великое богатство».

Старик сказал: «Нет уж, я не отважусь приблизиться к царю со столь неприятным предложением. Уж лучше я буду держаться от него подальше. Царь может не только отнять их у меня, но еще и наказание наложить. Поэтому я поведу их прямо к своей супруге как слуг».

Тогда Бодхисаттва промолвил: «Как тебе будет угодно», и не договорив, стал ласково наставлять детей со смирением принять свои обязанности слуг. От волнения слезы полились из его глаз.

Старик же обрадовался успеху и спешил увести детей Бодхисаттвы. Он скороговоркой произнес слова благодарности и суровым голосом обратился к детям: «Ну, идите же!», после чего стал уводить их из хижины.

Тогда мальчик Джалин, тоскуя по матери, сказал:

«Не так печально от того, что меня уводит этот старик, сколько от того, что я сегодня не увидел маму. О, бедная наша мама! Она будет долго плакать в опустевшей лесной хижине и грустить о нас. Она наберет для нас в лесу так много кореньев и плодов. Что же будет с мамой, когда она увидит наш опустевший дом?

Отдай ей всех наших лошадок, слоников, тележки, чтоб ее хоть немного утешить. Передай ей, что мы очень любим ее. Позаботься о ней, ведь нам теперь будет трудно, отец, встретиться с тобой и с ней».

И дети ушли со стариком.

Хотя душа Бодхисаттвы была в смятении, он подумал: «Нельзя жалеть о том, что уже отдал». Его сердце жгла сильная скорбь, и мысли его остановились.

Прошло время. Прохладный ветерок словно пробудил Бодхисаттву, он посмотрел на свое тихое лесное жилище, где уже не было детей, и зарыдал. Он сказал себе:

«Как же этот старик не постыдился забрать детей, которых я люблю всем сердцем! Позор этому старику, потерявшему стыд! Как одолеют долгий путь пешком эти маленькие, слабые, босые дети? Как будут выполнять работу слуг? Когда устанут они в дороге – кто их успокоит? Мучаясь от горя, холода и жажды, к кому они обратятся со своими просьбами?

И если я сам так ужасно страдаю, то как же страдают мои малютки, привыкшие здесь к беззаботной жизни? Мое сердце сжигает огонь разлуки с милыми детьми! Но ведь нельзя жалеть о своем даянии!»

А в это время Мадри, гуляя по лесу, встретила различные плохие знаки, предзнаменования чего-то ужасного. Напугавшись, она захотела как можно скорее вернуться домой с собранными плодами и кореньями. Дорогу ей преградил хищный зверь, поэтому она пришла домой очень поздно.

Дети не встретили ее в доме. Когда она не нашла их и на площадке для игр, она сильно забеспокоилась.

Разволновавшись, опасаясь чего-то страшного, она оглядывалась вокруг в поисках детей. Она долго звала их, и не услышав ничего в ответ, стала горевать:

«Что же стало с детьми? Может быть, они наигрались, устали и уснули? А, может, заблудились в лесной чаще? Или из детской шаловливости спрятались где-то?

Но отчего же не щебечут птицы? Может быть, они видели, как их убили? Или детей унесла бурная река, и гневные, дикие кони-волны забрали их?

О, если бы мои тревоги оказались напрасными! О, если бы царевич и дети были невредимы! О, если бы дурные знаки сказались только на мне самой!

Но отчего же исчезла без причины радость моя? Почему мое сердце разрывается на части? И мое тело словно обессилело. Все перепуталось в моем уме. Почему весь лес вдруг утратил свою красоту?»

Войдя в дом, Мадри увидела своего супруга. Поприветствовав его, она спросила: «А где же дети?» Но Бодхисаттва не мог сказать ей ни слова. Он знал слабость материнского сердца, проистекавшую от любви, и не в силах был вымолвить ужасное известие. Сострадательному человеку необычайно трудно сообщать плохие новости.

Тогда Мадри подумала: «Все ясно. С моими детьми случилась беда, поэтому он молчит, убитый скорбью и унынием». Она в отчаянии стала озираться и, нигде не видя детей, захлебываясь слезами, снова обратилась к супругу:

«Нигде не вижу я детей, и ты мне ничего не говоришь. Верно, не хочешь ты говорить мне о плохом. Погибла я, несчастная!»

Скорбь ударила ей в сердце, и она упала на землю как подсеченная лиана. Бодхисаттва подхватил ее и подвел к ложу из трав. Когда она пришла в себя, он сказал, пытаясь ее утешить:

«Сюда приходил старик, измученный бедностью. И я отдал ему детей. Утешься же, не тоскуй напрасно. Не мучайся, царевна, не разрывай моего сердца, и так пронзенного, словно стрелой, тоской о детях. Но как же можно не отдать просящему хотя бы даже свою жизнь?»

Когда Мадри узнала, что дети живы, она постепенно пришла в себя. Чтобы поддержать своего супруга, она отерла слезы и, удивленно глядя на него, сказала:

«Ведь это чудо! Теперь должны и небожители прийти в изумление от этой необыкновенной щедрости!»