Джаз

Он не мог обойтись без сделок, экономических форумов, съездов любителей филателии и езды на собаках. В Мурманске «начал работу» (разумеется, торжественно) семинар специалистов рыбного дела, созванный по инициативе ООН. В Ярославле на Волжской набережной (строители в новеньких касках, толпа, оркестр, речи, «ура») разрезали ленточку: подарок Родине – гостиница «Турист», специально «для путешественников по родному краю». Рыская в Интернете в поисках дня, я увидел среди прочих выскочивших объявлений следующее, короткое и меня взволновавшее: «9 октября 1967 года – выступление Эллингтона». Где концертировал Дюк, выяснить не удалось (вообще Интернет часто выкидывал подобные трюки, высвечивая событие, но напрочь отказываясь сообщать подробности). Остается домыслить битком набитый зал где-нибудь в дымном Чикаго, парочку прожекторов, благодаря проделкам которых бликующие тарелки ударника то и дело слепят слушателей, не менее слепящие тромбоны, альт-саксофон, похожий на рыбу, готовую ускользнуть из рук солиста, упитанный рояль (за ним сам маэстро), змеящиеся шнуры на полу, стойки, микрофоны, возбужденные лица оркестрантов, наконец, ритм «Каравана», всем известного, всеми любимого, всеми приветствуемого, подобно композиции Великого Джазмена, начинающегося весьма незатейливо (при первых же звуках его воображение тотчас подсунет неизменных верблюдов). Благодаря все тому же методу, я вижу, как внимательно люди слушают «Караван». Джаз-бэнд разогревается: не проходит и двух минут, ударник начинает избивать барабаны; тарелки, получая свое, злобно откликаются, утробно гудит контрабас, не уступают друг другу очередь рояль и та самая рыба-альт, истошно ревут духовые. Оркестр впадает в раж. Однако в этом шуме-гаме есть единственный не сошедший с ума кларнет – он-то и призывает всех к возвращению. Неохотно, огрызаясь, то и дело разбегаясь в стороны, ему все-таки начинают вторить гитары. Затем наступает очередь тромбонов. Затем словно смирительную рубашку накидывают на ударника, теперь только самый толстый, басовый барабанище глухо огрызается – бух, бух, бух. Альт и рояль наконец-то приходят в себя. Еще какое-то время они галантно уступают друг другу – то один, то другой ведет свою все более упрощающуюся партию, – и вот уже бесится только зал, приветствуя возвращение мирового порядка, то есть гармонию, которая все-таки в конце концов торжествует.

Неизвестно, где выступал Эллингтон. Зато со стопроцентной точностью можно назвать город, в котором 9 октября перед почтеннейшей публикой, весело оскалясь, предстал еще один гений джаза, его король, его парадная сторона, золотая труба всех времен Луи Армстронг. Этот город – расхлябанный, отзывчивый, демократичный Нью-Йорк…

Реклама события (выуженная из Интернета):

Луи Армстронг с оркестром Дика Якобса.

Труба и вокал – Луи Армстронг.

Тромбон – Тайри Гленн.

Кларнет – Джо Мураный.

Фортепьяно – Марти Наполеон.

Гитара – Арт Райресон и Аль Кайола.

Электрическая бас-гитара – Эверетт Барксдэйл.

Контрабас – Бадди Катлетт.

Барабаны – Грэди Тэйт.

Хор.

Дирижер – Дик Якобс.

9 октября, 1967 года, Нью-Йорк.

Не знаю, в каком зале собрались ублажать любителей подобной музыки эти, без сомнения, выдающиеся личности, остается догадываться, сколько времени длился концерт, что на нем исполнялось, но вот в чем не приходится сомневаться, как и в случае с Дюком, так это в невероятном драйве вышеупомянутого оркестра, во главе которого царствовала весь вечер армстронговская труба. Не сомневаюсь также, Сатчмо, как всегда, был в ударе, как всегда, ему покровительствовал сам Великий Джазмен, любящий музыкантов, которые до конца отдаются джазу. Бисеринки пота на лице трубача, разбежавшиеся по лбу вены, щеки, готовые лопнуть, когда он извлекает особо тонкую, особо высокую ноту, свидетельствуют о невероятно тяжком труде. А что, как не труд во благо других, уважает в человеке Господь?!

Вновь вспоминается фотография из «Огонька»: развеселый Луи, большой, черный, сахарнозубый, похожий на добродушнейшую гориллу, вот-вот приложится к инструменту. Все, казалось бы, дышит в нем радостью – но глаза! Это те самые испуганные, боящиеся очередного подлетаемого снаряда недоверчивые глаза, в которых навсегда отпечатались новоорлеанское детство с разбитной матерью-проституткой, убогие кварталы, убогие люди в барах, украденный пистолет полицейского, неизбежная кара за похищение – исправительный лагерь, наконец, первый корнет, открывший дорогу в невероятное будущее, корнет, на покупку которого дал юному негру денег выходец из имперской России, сострадательный русский еврей…