Слова Николаса звучали как будто ободряюще, на самом же деле они относились к тому типу фраз-заплаток, которые лишаются всей своей значимости вне привычной для них обстановки, к той категории когда-то забавных приговорок, которые теряют свою изначальную сущность при смене контекста.
– Пока не забыл: я принес еще пластинку Мануэля де Фальи, именно ту, что ты просил.
На мгновение во взгляде Николаса зажегся огонек, глаза его заблестели, как прежде.
– Не следует задерживаться на поверхности, нужно проникнуть внутрь его музыки – ты помнишь? Послание в глубине его мелодий цвета охры… Листочки, напитанные музыкой… Я повторяю твои собственные слова, Боб, не могу поверить, что ты их позабыл.
Боб поразился этой перемене тональности у Русского. Ему никак не удавалось расшифровать тайное послание, которое Николас, без сомнения, запрятал в этих словах. Санитары-надзиратели, следившие за всем ходом разговора, тоже явно зашли в тупик. Но Боб решил поддержать игру. Все дело в том, что он никогда не обсуждал с Русским классическую музыку, и уж тем более – Мануэля де Фалью.
Боб приложил руку к стеклу. Русский сделал то же самое. Боб так и не разобрался, то ли он прощается с Николасом, то ли с самим собой, отраженным в этом стекле.
Как только Боб оказался в своей палате, он с нетерпением извлек пластинку из футляра. Посмотрел на просвет, поискал какую-нибудь надпись поверх виниловых бороздок. Существует особый город, музыкальное убежище, запечатленное на любом Диске, подумалось ему. Боб подверг тщательному осмотру обе стороны – все безуспешно. Затем он занялся картонным футляром. В нем тоже не было ничего особенного. Сообщались данные о произведении под названием «Треуголка», записанном Лондонским симфоническим оркестром со специально приглашенным сопрано – Барбарой Хауитт. На картинке изображены две женщины с мантильей в руках, а на заднем плане – двое мужчин в черном, прикрывающие лица плащами. Боб поставил пластинку и завел проигрыватель. Это была совершенно обыкновенная запись, ничего такого особенного. Боб в возбуждении шагал взад-вперед по комнате – шесть шагов туда, шесть шагов обратно, на большее места не хватало – и вдруг обратил внимание, что картонный футляр на вес как будто тяжелее обычного. Он слегка надрезал обложку бритвенным лезвием, которое давно уже стащил из кладовки. В двойном дне футляра обнаружился портрет Мануэля де Фальи цвета охры, причем не один, а сразу много: внутри лежали испанские деньги, запрятанные между листами картона банкноты по двадцать дуро.[32]
На каждой из них красовался портрет Мануэля де Фальи в зрелом возрасте, абсолютно лысого и в очках. А под купюрами с Фальей нашлись еще франки и гульдены. Достаточная сумма, чтобы выехать из Нидерландов, пересечь Францию и добраться до Испании.Напрасно Боб искал на деньгах тайную наколку «третий – не синий». Это была еще одна из многочисленных странностей Клары: она проставляла такую надпись на каждой банкноте, попадавшей ей в руки, чтобы проверить, насколько сбываются ее фантасмагорические теории вероятности. Но среди всех этих купюр не нашлось ни одной с этой строчкой, взятой из песни, которую пела Сара Воэн.
По крайней мере, теперь у него были деньги.
Однако второй шаг по устройству побега выглядел намного более трудным.
Уговоры отняли у него немало сил. В конце концов, бесконечное число раз повторив для Джо, что необходимые ему телефоны, быть может, погребены под землей, и воспользовавшись тем обстоятельством, что Галилео прежде занимался копанием могил, Боб мало-помалу перетащил через меловую линию на полу воображение этих умалишенных и убедил в необходимости рытья тоннеля, который выведет пленников на свободу.
Больше двух месяцев ушло на то, чтобы довести тоннель до середины двора. Ковырять землю горсть за горстью, пользуясь только столовыми ложками, не имея иных инструментов, – то была работенка не из легких. По счастью, земля оказалась довольно податливой. Опыт Галилео и мощь такого крепыша, как Джо Панда, оказали им неоценимую услугу. По мере того как тоннель удлинялся, они освещали себе путь лампочками, которые похищали из палат. Им даже удалось провести в тоннель электрический кабель. Провода не хватило на всю длину – он освещал лишь первые метры тоннеля. Когда они приблизились к Великой Стене, все дальше отходя от здания, им приходилось освещать себе дорогу карманными фонариками.
Однажды – это была среда – они неожиданно встретились с корнями дерева, отмечавшего центр двора – экватор их трудов. Джо оцарапал локоть и вообще серьезно поранился, когда его мускулистая боксерская рука наткнулась на один из корней единственного дерева в их саду. Как бы то ни было, теперь они понимали, где находятся. Кровь полилась обильным потоком, так что вскоре покраснели даже тонюсенькие капилляры па корне дерева.
– Вот дерьмо! Как же нам, черт подери, двигаться дальше?
– Покрошим корни на куски?
– Только не это. Вся работа пойдет насмарку. Перевяжи рану как можно туже, и давайте обкалывать дерево слева. Покажи-ка мне руку.