– У одной авиакомпании возникли проблемы с бюджетом; они решили сэкономить на персонале и уволили половину сотрудников, так что на самых коротких рейсах осталось по одному пилоту. Это ведь совсем не сложно – управлять самолетом, то же самое, что ездить на велосипеде…
– Ну и?
– Ну и вот, одного такого пилота жена бросила, и на него накатила жуткая депрессуха… Он ничего лучше не выдумал, как свести счеты с жизнью прямо во время регулярного рейса в Касабланку, при этом заодно распорядившись жизнями еще трех членов экипажа и ста двадцати пассажиров – это, так, походя. Принудительное самоубийство. – Клара в задумчивости выгнула бровь. – Конечно, на борту наверняка находился какой-нибудь трус, которому пилот оказал большую услугу, – это уж обязательно…
– Каса… Касабланка, говоришь?
– Что, любимый, ты уже слышал эту историю? Конечно, всегда останется Париж и прочая чепуха… Хотя на самом деле Париж никогда не остается. Это правда. Париж никогда не остается с нами, Боб.
Боб Иереги попытался определить, что означает волнообразный взмах ее руки – таким движением отгоняют комара, назойливую пчелу. А если приглядеться, жест Клары вполне мог обозначать стремительное падение самолета. Уже после того, как Клара исчезнет из его жизни, Боб бессознательно включит этот жест в свой репертуар. Движения и словечки людей, которых мы любим, сложенные в стопку, словно пропыленные ковры. Да, мы состоим и из этого. Из кипы пыльных ковров.
С Кларой сложно было знать наверняка, когда она говорит серьезно, а когда шутит. Она умела придавать совершенно невозможным историям абсолютную достоверность. Порой Бобу казалось, что за ангельским лицом Клары таится опасная, недобрая сила. Определенно, все это было вранье: мрачная физиономия капитана, самоубийство марокканского пилота, Касабланка… Всерьез было сказано только, что Париж никогда не остается. И оба они знали, что это правда.
Перелет из Майами на другой берег океана превратился в вечность. Стоило Бобу посмотреть в иллюминатор, как начинало казаться, что фюзеляж сшит из тонкой фольги. У него вспотели руки. Он хорошо различал пчелиное гудение в ульях по другую сторону иллюминатора, под крыльями самолета. А еще Бобу показалось, что он видит, как обрывки газет вываливаются прямо из крыла и вертятся вокруг пропеллера.
«Экстренный выпуск, экстренный выпуск! Трубач, ничего не добившийся в жизни, но мечтавший исполнить невыразимо жалостливую мелодию на похоронах Майлза Дэвиса, погибает в авиакатастрофе! Глубокая скорбь в музыкальном мире… Майлз Дэвис обещает исполнить на его похоронах „Summertime"»…
Однако в конце концов Бобу удалось успокоиться. Вторая половина перелета оказалась намного увлекательнее первой. Он это хорошо запомнил. Боб начал наблюдать за лицами и жестами пассажиров, пытаясь забыть, что находится на борту самолета, и вытесняя пчелок все дальше к маковым плантациям в его мозгу. Ему нравилось играть в такую игру, когда он оставался в одиночестве – например, когда дожидался кого-нибудь в баре. Тогда Боб Иереги внимательно следил за чужой мимикой, за движениями рук и плеч, за тем, как люди разговаривают, как шевелят губами.
Боб обладал редкой способностью: он мог за несколько секунд определить, кем был человек в прошлой жизни. Иногда это прямо бросалось в глаза. Проще всего дело обстояло с белками. Хватало всего лишь беглого взгляда на их зубы или на темные глаза. Николас, например, был белкой. И все-таки за время полета Бобу не удалось обнаружить ни одной белки, и он убивал время, сопоставляя внешность пассажиров с фотографиями змей в купленном журнале. Однако и этот эксперимент не принес ошеломляющих результатов.
И Париж все же выпал ему на долю! В конце концов они туда долетели. Русскому полагалось бы уже приземлиться, но Боб целый час прождал его на месте назначенного рандеву. В аэропорту было довольно суматошно, а Николас куда-то запропастился. В итоге Боб взобрался на транспортную ленту для багажа и заиграл на трубе, доставив тем самым развлечение дюжинам усталых глаз, ошалевших от поиска чемоданов. И тут же увидел белку, которая неслась ему навстречу.
– Решил заполнить бумаги на депортацию? Слезай немедленно!
Сестрица Николаша, заботливая мать, которая есть у каждого из нас.
– Если бы я не позволял себе роскошь время от времени наблюдать за собственными безумными выходками, я бы уже лет сто назад покончил с собой, Русский.
– Само собой разумеется… – Николас театрально взмахнул руками. – Самоубийство как способ избавиться от страха смерти, прыжок с высокого моста – это и есть спасение!
– Майлз Дэвис?
– Нет, Вильям Шекспир.
– Что-то не припомню… Сакс или тенор? С таким-то именем – уж явно не из Иллинойса…