Джаз. Великая история империи греха и порока

Был ли тому причиной джаз, повсюду звучавший в городе, или решение суперинтенданта Муни привести полицию в повышенную готовность[863], но в канун дня Святого Иосифа маньяк с топором так и не появился в Новом Орлеане. Эта ночь торжеств была манной небесной для городских джазменов, страдавших от нехватки занятости из-за недавних запретов, и проклятьем для городских воришек («Ни один вор, – заметила “Таймз-Пикайюн”, – не захочет вламываться в дом, где его могут встретить с обрезом»[864]). Но Дровосек затих.

Возможно, он, как и остальные жители города, затаив дыхание, следил за процессами над подозреваемыми в своих преступлениях. Во время первого из них, прошедшего в начале мая, Луи Безьюмер наконец дождался своего звездного часа в суде[865]. Выступив в роли своего лучшего свидетеля, словоохотливый бакалейщик давал показания целых четыре часа, рассказывая присяжным ту же самую историю, которую уже много месяцев слушала в его исполнении полиция: что он крупный бизнесмен, державший маленькую бакалею в качестве хобби, что Гарриет Лоу была его экономкой и компаньонкой и что на них наверняка напал тот самый «Дровосек», уже давно зверствующий в городе. Он повторил, что не имеет ни малейшего понятия, почему миссис Лоу обвинила его в нападении, и предположил, что сделать это предсмертное признание ее мог силой вынудить окружной прокурор. В конце концов, присяжные поверили ему – или же не поверили покойной Гарриет Лоу. Посовещавшись всего семь минут, они вернулись с вердиктом «невиновен».

Позже в том же месяце Фрэнк Джордано и его отец Иорландо (которого арестовали через два дня после ареста сына[866]) предстали перед судом по обвинению в убийстве малолетней Мэри Кортимилья[867]. И вновь защита попыталась доказать, что Роуз Кортимилья – чьи показания были главным свидетельством против обвиняемых – вынудили на обвинение при помощи сомнительных и агрессивных методов допроса. Чарльз Кортимилья продолжал настаивать на том, что человек, с которым он боролся в своей спальне, – это не Фрэнк Джордано. Но его жена, представшая перед судом с коротко остриженными волосами и перебинтованной головой, не собиралась отказываться от своих показаний. И хотя защита представила в качестве свидетелей суперинтенданта Муни и Луи Безьюмера, надеясь уверить присяжных, что они имели дело с очередным нападением Дровосека, судья постановил, что их показания не имеют отношения к делу. Показания выжившей жертвы убедили присяжных, и они признали обоих Джордано виновными[868]. Позже Джордано выиграли апелляцию в Верховном Суде штата, но сейчас Фрэнка приговорили к смертной казни, а его отца – очевидно, приняв во внимание возраст – к пожизненному заключению. После объявления вердикта Роуз Кортимилья встала и попыталась сделать заявление перед судом.

– Говорите что хотите, но клянусь Богом… – начала она, но судья не дал ей договорить.

Итак, по крайней мере один подозреваемый был осужден, но лишь немногие новоорлеанцы верили в то, что на виселицу отправился истинный виновник преступлений. (Более того, никто даже не предполагал, что другие нападения Дровосека могли быть делом рук Фрэнка Джордано.) Тем временем суперинтендант Муни и его полицейские подвергались нарастающей критике за свою бесполезность. «Невозможно закрыть глаза на то, что городская полиция некомпетентна»[869], – гласило открытое письмо «Лиги горожан», напечатанное в «Дейли-Айтем». Семь нераскрытых убийств топором, новый всплеск проституции, многочисленные скандалы в полиции – все это, по мнению Лиги, свидетельствовало о кризисе власти в Новом Орлеане. Неужели победы реформаторов в годы войны, одержанные с таким трудом, были напрасны? Суждено ли Новому Орлеану вновь погрузиться в пучину хаоса, беззакония и разврата из своего недавнего прошлого?

Словно бы отвечая на эти вопросы, Дровосек вскоре объявился снова. В 3:15 ночи в воскресенье, 4 августа, в доме 2123 на Второй улице, за углом от того дома в рабочем районе, где жил Бадди Болден, тишину летней ночи вновь нарушил крик[870]. Сара Лауманн, девятнадцатилетняя девушка, спавшая в доме родителей, проснулась от боли и обнаружила, что чей-то силуэт высится над ее кроватью. «Я почувствовала жжение у левого уха, – позже объясняла она, – и через сетку от насекомых увидела мужчину, стоявшего надо мной…»[871]. Она закричала, и незнакомец рванулся прочь и вылез через открытое окно. К тому времени, когда из соседней спальни прибежали родители, преступник уже скрылся.