Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана

– Лучше бы они вообще не доехали, – хрипло усмехнулся Субудей. – Нам достаточно их кошм от юрт, одежды и оружия, – и посмотрев на помрачневшего Белоброва, язвительно спросил: – Что ты о них печёшься? Тебе повезло. Ты весь обвешан их оружием. Хорошо убивал. А вот половина твоих друзей погибла.

– Я убивал в бою, – буркнул Белобров, помялся и добавил: – А так... Не по-человечески это...

– Ничего, – негромко, будто для себя, сказал Субудей: – Если они умрут без пролития крови, то в следующий раз, родившись на земле, будут жить лучше прежнего.

– А в бою кровь не льется? – не унимался Белобров.

– Погибнуть в бою – святое дело, – пояснил Субудей. – Погибшие в бою, даже если пролилась их кровь, вернутся назад. А вот без войны кровь проливать на землю нельзя, это конец земного пути. Поэтому мы и отсекаем головы после победы, равняя по тележной оси тех, кто должен остаться по ту сторону жизни навечно.

– Странные у вас обычаи, – пробормотал Белобров.

Но Субудей его услышал и усмехнулся:

– У нас правильные обычаи. Честные. А вот у вас – нет. Вы можете зарезать человека даже без войны, просто так.

– Просто так мы не убиваем, – возразил Белобров. – Может быть, когда грабим, или когда поругаемся. А если кровя пускаем злыдню-князю, то за правое дело.

– Вот видишь, – скривился Субудей: – У вас поднимается рука даже на вашего господина.

– Так если он кровопийца!..

– Он выполняет предначертания своей судьбы, – начал Субудей, – поэтому должен держать своих нукеров в чёрном теле. Они-то не родились князьями!..

Белобров помолчал и продолжил начатую тему:

– Мне кажется, что безразлично как умирать: все равно, смерть, она и есть смерть.

– Разница есть, – наставительно произнёс Субудей и, тронув коня, двинулся за туменами, пошедшими на восток. Но приостановился, повернулся назад, и громко сказал отставшему русичу: – Мы живем на этой земле не один раз. Но каждый раз по иному, потому что учимся новому в прошлых жизнях.

Белобров непонимающе покрутил головой и поехал следом на хорошем коне, отнятом у меркитов. Он неплохо показал себя во время нападения, поэтому за ним ослабили наблюдение, стали больше доверять, но не как своему, а как чужаку, затесавшемуся в единую стаю. Монголы Чингизхана четко делили всех людей на своих и чужих. Киргизы, например, для них не были чужими, но и до своих не дотягивали.

Спустя пятнадцать дней морозы ослабли, солнце стало подниматься выше, от него повеяло теплом. Приближалась весна. Снег почернел и покрылся ледяной коркой. Но широко-копытным лохматым коням, которые не знали подков, ледяная корка ноги не резала.

В один из таких солнечных дней нукеры поймали еще несколько охотников-меркитов и одного кипчака. После пыток пленные рассказали, что на северо-востоке за рекой Тургай прошлой осенью остановился большой меркитский род, образовав курень. Еще они говорили, что из этого селения купцы ходят с караванами в Хорезм, продают там шкуры белок, соболей, лисиц и волков, а покупают материю и оружие.

Ещё через несколько дней разведчики Чиркудая нашли этот курень и притащили зазевавшегося чабана. От него узнали, что к реке Иргиз на самом деле приближается громадное войско Хорезм-шаха Мухаммеда. Он сказал, что армия мусульман большая: десять туменов. По дороге она увеличивается. К Мухаммед-шаху примыкали кипчаки-мусульмане, считая этот поход священным.

– Если это армия, то нам будет тяжеловато, – рассуждал Субудей вечером около костра: – А если это толпа, то воевать не будем, – при этом Субудей с усмешкой поглядывал на молодого русича, из банды Белоброва, и тоже хорошо показавшего себя в бою с меркитами, поэтому свободно ходившего по лагерю.

А русич, ещё безусый, но широкоплечий и отчаянный, не раз видел, как из железной колесницы Субудея на некоторое время выбралась маленькая китаянка. Очевидно, она ему понравилась, или он заскучал по женщине, поэтому парень ходил у колесницы, описывая круги. Но старался, делать это незаметно.

Проследив взгляд замолчавшего Субудея, Чиркудай и Джучи тоже исподтишка стали следить за парнем. Они то знали, чем кончаются такие хождения для чужаков.

Сделав еще один круг, паренек оказался в восьми шагах от колесницы и остановился, не подозревая, что за ним наблюдают. Он помахал рукой, стараясь привлечь внимание китаянки, или таким образом хотел вызвать её наружу.

Чиркудай оглянулся и заметил, что действия русича не остались без внимания его соплеменников, в том числе и Белоброва.

Потоптавшись, паренек сделал ещё шаг, свой последний в этой жизни шаг. Сырой воздух разорвал визг стрелы, которая впилась русичу в шею. Он схватился за горло и стал с хрипом и мычанием заваливаться навзничь. Белобров вскочил на ноги, как и его сородичи, увидев, что паренька кто-то подстрелил.

Утробно хекнув, парень упал на тёмный снег, подергал ногами и затих.