Навозник связывается с первой попавшейся более или менее приемлемой особой, которая улыбнется ему (ей) в электричке и заводит целый выводок спиногрызов. Сорок с
чем-нибудь лет перед покупкой «дома на колесах», квартирка во Флориде и, в конечном
счете, миловидная гранитная плита, под которую и лечь не стыдно.
Я – не литературный критик, но, по моему мнению, единственной ошибкой Кафки
было то, что в его рассказе отсутствует процесс перевоплощения. Мы знакомимся с
Грегором уже тогда, когда он очухался в обличие жука, поэтому куда более подходяще
было бы назвать эту историю «Поздравляю, ты – навозник!» или «Доброе утро, Мистер
Лепешка!». Главное, что преобразование Грегора из метафорического навозника в
настоящего предстает вторичным явлением.
Превращение – это процесс перехода гусеницы в статус бабочки через
промежуточную ступень в виде стадии куколки. Ближайшая к стадии куколки
человеческая аналогия (период дремоты переменной продолжительности) – это, очевидно, время, которое мы проводим в колледже. Человек приходит в это заведение виртуальным
ребенком, которого переполняют энергия, идеалы и оптимизм. Четыре-десять лет спустя
тот же человек – уже созревший навозник, готовый пахать, размножаться и начинать
выплачивать кредит по ипотеке.
Сейчас мне стыдно – и, полагаю, не мне одному – за контраст между тем, что, как я
думал, я знал в стадии гусеницы, и тем, что я тогда действительно знал (код от замка и все
тексты Led Zeppelin). С другой стороны, я убежден, что идеализм и бунтарский дух, присущие этому этапу жизни, в известной степени поспособствовали тому, что я стал
вегетарианцем.
Насколько мне известна история человечества, около 2,2 миллионов лет назад на свет
появился первый Гомо по прозвищу хабилис. Гомо хабилис – это от латинского «человек
умелый». Он и впрямь был умелым, делая инструменты из камня и всякой всячины. Пару
сотен тысяч лет спустя возник Гомо эректус. Гомо эректус, само собой, был наибольшим
геем за всю историю – он жил во времена, когда люди уже начали более или менее
прилично одеваться и мнить себя ценителями наскальной живописи. Наконец, около 300
тысяч лет назад на сцену вышел Гомо сапиенс.
Итак, минуло 3 тысячи столетий с тех пор, как в физиологии человечества произошли последние существенные изменения. Тристатысяч последовательных урожаев детей достигали полового созревания только для того
чтобы обнаружить (к собственному ужасу), что жизни, ценности и убеждения старших
поколений зиждутся на дерьме.
«Останови телегу у оливкого дерева за гулом, - наверняка умоляли смущенные
подростки в Древней Греции, опасаясь, как бы их не увидели в компании родителей, - я
сам дойду до площади». «Бах бревно о камень два раза, потом бах камень о камень один
раз... как тухло!», - приблизительно таким представляется комментарий пещерного
тинейджера, рассуждающего о безнадежно устарелых музыкальных предпочтениях
старшего поколения.
Есть нечто ироничное в том, что недоросли ведут себя одинаково на протяжении всей
истории, испытывая при этом неколебимую уверенность в том, что их поколение первым
почувствовало что-то подобное.
15
Вспомнить фильм «Общество мертвых поэтов»33. В двух словах, сюжет вращается
вокруг группы парней, учащихся в закрытой школе в конце 1950-х. Нила (чувствительный
и артистичный) подавляют нелюбящие родители, которые хотят, чтобы он стал врачом, невзирая на его собственные желания. Нокса (помешанный на сексе) тоже подчиняют
своей воле предки и тоже желают сделать из него доктора. Микс (клинически неуклюжий
малый), Тодд, Чарли и многие другие – у всех нелюбящие родители, которые навязывают
детям чужеродные жизненные дороги.
Появление Робина Уильямса в роли учителя поэзии Джона Китинга вдохновляет
студентов следовать за своими мечтами и наслаждаться истинной красотой мира за
пределами классных комнат. Шаловливый сумасшедший Китинг требует, чтобы ученики
выдергивали из учебников страницы и рвали их в клочья, вставали на парты посреди
класса, пинали футбольный мяч, прочитав поэтическую строчку и творили тому подобный
дзен-буддистский бред. Его мантра – «Лови момент!» – резко контрастирует с тканью
советов, которые студенты привыкли выслушивать от родичей и других авторитетных лиц
(«носи шерстяной жилет», «не линяй из общежития по ночам, чтобы читать поэзию в
пещере вместе с друзьями», «никогда не лови момент» и т.д.). Поначалу молодежь не
знает, как воспринимать странного дядю, но в итоге прикипает к его бурлескному
безумию. Вскоре они уже линяют из общежития, чтобы читать поэзию в пещере вместе с
друзьями, участвовать в театральных постановках и гулять с девушками по всему городу.
Они ловят момент. Они живут.
Они находят невозможным совмещать новоприобретенное богемное мировоззрение с
доминантным поведением своих родителей. Они извергают на кинозрителей пафос как из
брандспойта. Они втягиваются в душераздирающие демонстрации подросткового
отчаяния, каких свет не видывал со времен крика «Вы разрываете меня на части!!!», исполненного Джеймсом Дином в «Бунтаре без причины»34.