Днём всё происходит как-то не так как ночью. Когда светло, то это просто поцелуи и объятия, а ночью всё это имеет свой вес. Все девушки, которых я знал, по-особому тянутся к нежности по ночам. Это таинственное время пробуждает в них всю внутреннюю сущность. Они становятся нежными и одновременно коварными, выпуская все поводки. Днём такого не случится. Не знаю, почему так.
Но Пандора накрывает нас одеялом. И вокруг вновь становится темно. Она царапает меня, больно вонзая свои ногти в моё тело. Откуда в ней всё это?
Затем Пандора откидывает одеяло.
- Пора вставать. - Говорит она.
- Может, ещё немного поваляемся? - спрашиваю я.
- Нет. Всё.
Она садится на кровати, пытаясь дотянутся до своей рубашки. Я мешаю этому.
- Ну-у. - Промычала она. - Джед, перестань.
Я схватил рубашку и передал её девушке. Смотрю, как она застёгивает пуговицу за пуговицей. Всё выше и выше.
Я поднялся, чтобы вновь сделать нам кофе. Тот кофе совсем остыл.
Босыми ногами дошёл я до кухни, чтобы вновь поставить чай. Позади слышались шаги Пандоры. "Встала". Её шаги слышались то близко, то совсем далеко. Она суетилась.
- Джед - сказала она. - Мне нужно дойти до магазина.
- Сейчас сходим - кричу я в ответ - Только, наконец, попьём кофе.
- Нет. Нужно идти сейчас. - сказала она как-то нервозно.
Я иду в спальню.
- Зачем? - спрашиваю я.
- Мне нужно срочно - говорит она. - У меня красные дни календаря.
- А-а, выдвигаемся прямо сейчас. - Говорю я и ищу взглядом свои штаны. Куда же они подевались? За окном показался небольшой просвет.
Мы идём по улице в поисках подходящего магазина. Ветер играл по нам, как по струнам. Вокруг было достаточно свежо и прохладно.
- Быстро же испортилась погода - говорит Панда, а я с ней соглашаюсь.
Купив то, что нужно, мы покупаем ещё и продуктов. Нужно что-нибудь приготовить на обед. Затем знакомая лестница. Квартира.
- Ну, вот, немного подышали воздухом - говорю я.
- Я совсем не хотела им дышать - говорит Панда. Иногда она напоминала мне маленького ребёнка, который только и хочет, что сделать или сказать что-то наоборот, когда я о чём-то говорю ей.
Она идёт на кровать, чтобы примоститься на ней удобным способом.
- Ну, вот, завтра опять в школу - говорит она усталым голосом.
- Ты не рада?
- Нет, я обожаю детей - сказала она, почему-то злым голосом. Или это было, как обычно сделано назло.
- Я что-нибудь приготовлю - говорю я.
- Иди. - Говорит Панда.
Она включает телевизор (хоть что-то здесь было) и не реагирует на меня.
Я нашёл свои носки, потому что мои ноги сильно мёрзли от этого пола, и невозможно было ходить. И вот я пытаюсь пожарить мясо, а так же делаю салат. На всё это уходит пару часов. Панда же не шевелится.
- Дора?! - Зову я.
Ответа нет. Но я знаю, что нужно сказать. Я кричу "Панда". И вот уже вижу перед собой злую ухмылку девушки.
- Как ты меня назвал?!
- Панда, а что?
- Только мама может меня так называть!
- Сегодня я буду твоей мамой, плохая девчонка.
- Тебе только фартука не хватает - говорит она, продолжая ухмыляться.
- Почти готово - говорю я. - Садись. Я сделаю чай.
Пандора не особо довольная ела то, чем я её обеспечил.
- Ты плохо готовишь - говорит она. - Говорю прямо, извини.
- Всё хорошо. - Отвечаю я.
- А вот салат неплохой. Даже очень.
- Хватит всё обсуждать. Ешь - Сказал я, усаживаясь рядом, и глотая кусок за куском. Пандора быстрее меня одолела обед, и быстро прошмыгнула в комнату. Я же остался сидеть и доедать остатки. Ничего в горло не лезло совсем. "Я и не говорил, что я хороший повар".
Сижу несколько минут задумчиво, потом иду к Панде. Её поза не изменилась. Лежит, всё так же, уставившись, только как ни странно, в окно. Телевизор был выключен.
- Ты почему скучаешь? - спросил я.
- Надоело. - Говорит мне девушка. Она сидит такая загадочная и необычная. Всё время занавешенная какими-то мыслями. Дождь пытался достучаться до нас по ту сторону окна. Но ему это не удастся. Может, я что-то сказал Панде. Я уже не могу вспомнить наш разговор. Да и нужно ли всё это повторять досконально? На мой ответ у Доры всегда находилось пару грубых и едких замечаний. В этом мы были родня.
Я часто язвил и грубил людям, которые мне нравились. У нас доходило чуть ли не до драки со многими из них, что только отталкивало людей от меня. Они и не понимали, что они мне полюбились. С теми же, кто для меня ничего не значил, я общался равнодушно и без интереса, но они принимали моё молчаливое равнодушие за понимание, всё больше доверяясь мне. А мне их доверие было ни к чему. Я мог им побрезгать.