Все присутствующие собрались в конференц-зале, потому что это была самая вместительная комната участка. Туда набилось по крайней мере пятьдесят человек. Все сидячие места были заняты, поэтому оставалось только стоять. К проектору был подсоединен лэптоп, и на большой экран выводилось изображение с монитора — расплывчатые белые цифры на черно-сером фоне и фигурки человечков на виселице.
Оставалось всего двадцать восемь человечков.
Тройка превратилась в двойку, а затем в единицу. Время тянулось мучительно медленно. Цифры на экране были огромными — метр в высоту и тридцать сантиметров в ширину. Человечки были размером с маленьких детей. Изображение было увеличено настолько, что можно было сосчитать пиксели. Цифры завладели вниманием всех собравшихся.
Атмосфера была еще хуже, чем я себе представлял. Никогда не видел, чтобы в комнате, битком забитой людьми, было настолько тихо. Мы как будто были на похоронах без музыки, молитв и некрологов. Все просто смотрели на гроб и ждали, что случится дальше.
И еще в комнате стояла ужасная вонь. Большинство присутствующих принимали участие в расследовании, а значит, с рассвета находились на улице при температуре, доходящей до сорока. Максимум, что они могли себе позволить в течение дня, — что-то перекусить и выпить кофе, чтобы восполнить запас сил, но душ они позволить себе не могли. В результате в комнате стоял резкий запах из смеси потных тел и дезодоранта, с помощью которого запах старались скрыть. Я, скорее всего, вносил посильный вклад в это амбре, так же как Тэйлор. Мы точно так же работали и потели сегодня на улице.
— Ромеро и Баркер здесь, — прошептал мне на ухо Тэйлор. — Как и Дэррел Ходжинсон.
— Это твой козел? — так же шепотом спросил я.
— Именно.
— Хорошо, значит, этих троих вычеркиваем. Осталось всего шестнадцать.
Я быстро огляделся, пытаясь охватить все лица. Особняком стояли трое, потому что они единственные, кто не провел день на жаре. Они сидели вместе в одном ряду, и ближе чем на полметра к ним никто не приближался — как будто бы там было силовое поле. Больше личного пространства ни у кого в комнате не было. Только у них.
Пожилой мужчина, сидящий в середине этой группы избранных, был не из полиции, и он, судя по всему, был самым главным человеком в этой комнате, потому что у него было лучшее место. На нем была черная шелковая рубашка без потных пятен под мышками. Он был похож на человека, который разъезжает на винтажном «кадиллаке».
Я был уверен, что «порше» принадлежит мужчине средних лет, сидящему справа от старика. Он был младшей версией владельца «кадиллака» — толще его, но явно из той же семьи. У них были одинаковые глаза и нос. Отец и сын. Самая значительная разница заключалась во впечатлении, которое каждый из них производил. У старика был абсолютный авторитет. Никто даже на секунду не посмел бы его оспаривать.
Более молодому явно хотелось думать, что и он производит то же впечатление, но ему это не грозило. Ему предстояло потратить жизнь на то, чтобы избавиться от тени отца. И даже после его смерти ничего не изменится.
Замыкал эту тройку шериф Фортье. Он выглядел напряженным, измученным, придавленным всем происходящим. Его взгляд был направлен куда-то в другое измерение, он был в каком-то своем мире. В эту секунду он, вероятно, спрашивал себя, зачем вообще ему пришло в голову выдвигаться на пост шерифа.
— Мужчина в первом ряду с ковбойской шляпой на коленях — Джаспер Морган? — шепотом спросил я Тэйлора.
— В точку. А рядом — Клейтон.
Джаспер сидел, уставившись на экран, с прямыми плечами и прямой спиной. Никто с ним не заговаривал, и он ни с кем не заводил бесед. Как и Фортье, он просто сидел и смотрел на экран. Загар так въелся ему в кожу, что она была похожа на дубленую, с глубокими высеченными на ней морщинами. Он выглядел на все свои семьдесят два года, но было в нем что-то такое, благодаря чему складывалось ощущение, что он продержится еще минимум тридцать лет. Для Клейтона это, безусловно, не означало ничего хорошего.
— Ладно, пора смешаться с толпой, Тэйлор. Добудь мне хороших снимков.
Тэйлор исчез в толпе с телефоном в руках, а я направился к столу, на котором был установлен лэптоп. Картинка на мониторе была гораздо четче, чем на большом экране, хоть и выдавала те же плохие новости.
На виселице висел безногий человечек.
— Кошмар какой-то, — услышал я тихий голос за спиной.
Я обернулся и увидел Шеперда. Если Барбара постарела на шесть лет, то Шеперд — на двадцать. Напряжение брало верх — оно было у него в мышцах, в глазах, в каждом слове, которое он произносил. Аккуратная форма, в которой я увидел его днем, была помята. На линзе очков остался жирный след от пальца.
— Я видел Барбару Гэллоуэй, когда входил, — сказал я таким же тихим голосом, потому что в окружающей тишине по-другому было нельзя.
Шеперд фыркнул и покачал головой. Он поправил очки, нажав пальцем на переносицу.