Джефферсон Уинтер. 4 книги

— Не так много, как вам кажется. Лора Андертон тридцать лет расследовала убийства в этом городе и делала это очень хорошо. Поверьте, в этой сфере ошибок не прощают. Она заслуживает уважительного отношения. Не думаю, что это какое-то особое требование. Более того, думаю, что любой мало-мальски приличный человек согласится со мной. Хотя да, вы же журналист, что вы знаете о приличиях?

Мужчина с наушниками подал сигнал заканчивать. Уинтер прикинул, что у него есть около десяти секунд. Возможно, пятнадцать.

— Интервью закончено, — сказал он.

Не успела Дилейни и рта раскрыть, как Уинтер встал и двинулся на камеру. Человек с наушником жестами требовал прекратить эфир. На мониторе Дилейни, наоборот, давала понять, что съемку нужно продолжать. Уинтер смотрел прямо в объектив.

— Завтра вечером один из вас, зрителей, будет сидеть у себя на кухне с бомбой на груди, — заговорил Уинтер, смотря прямо в объектив. — Это, безо всяких сомнений, будет самый страшный опыт в вашей жизни. Тот, кто повесит на вас бомбу, скажет, что она взорвется, если вы сделаете хоть одно движение. Это ложь.

Он сделал еще один шаг вперед. Красный индикатор на камере горел. Значит, есть еще несколько секунд. Он видел свое лицо, занимавшее весь монитор. С волосами творился какой-то ужас. Зеленые глаза сверкали. Он выглядел, как фанатичные баптистские проповедники, которые пугают пламенем и серой и сулят покой, если отдать жизнь Иисусу Христу. Говорил он при этом спокойным и ободряющим тоном, который совершенно не вязался с внешним видом.

— Вы сможете спастись, — говорил он. — Вам нужно будет опрокинуть стул, на который вас посадит убийца, и двигать его до тех пор, пока от бомбы не отойдет провод. Вам очень не захочется все это делать, но это единственный способ выжить. Сделайте так, и останетесь живы.

Уинтер открепил микрофон, вытащил из-под рубашки провод, отсоединил от ремня коробку-передатчик, сложил все на пол и пошел к выходу.

— Скажи мне, что ты все заснял! — кричала Дилейни, когда он выходил. — Ради бога, скажи, что ты все это снял.

10

Андертон ждала в зоне ресепшен и с кем-то говорила по телефону, не отрывая взгляд от экрана, на который транслировался эфир: два журналиста уже обсуждали неожиданный уход Уинтера с интервью. Она увидела его и быстро свернула разговор.

— Я же говорила вам, она змея.

— Говорили. Кто это был? — спросил Уинтер, кивая на телефон.

— Собек. Рассказывала ему, что происходит.

— Как дела у Собека?

— Цветет и пахнет. Передает привет.

— Не передает.

— Да, с концовкой я переборщила, — улыбнулась она. — Уходим?

Они стали спускаться по лестнице пешком. Уинтеру необходимо было пройтись. Адреналин в крови зашкаливал. Как только они вышли, он достал сигарету, сделал затяжку и выдул длинный клуб дыма. От никотина повеяло прохладой и спокойствием. Уинтер почти сразу же пришел в себя. Вездесущая психосоматика. Никотин — стимулятор. И яд. Он надел темные очки и пошел к «мерседесу». Андертон шла рядом, кидая на него многозначительные взгляды.

— Да, знаю, это вредная привычка и мне нужно бросать.

— Я и слова не сказала.

— И без слов понятно.

— Не переживайте, я не собираюсь читать нотации. Сама бросила десять лет назад. Знаю, как это сложно. Если хотите убивать себя, дело ваше.

— Вы же сказали, что нотаций не будет.

— Поверьте, это я еще даже не начинала. Ладно. Что это было — там, в студии?

Уинтер остановился и повернулся к ней лицом. Ему было видно собственное отражение в окне одной из рядом стоящих машин. Это было лицо невиновного человека, совершенно прозрачного, не сделавшего ничего плохого.

— Не понимаю, о чем речь, — ответил Уинтер.

— Хорошо, попробую спросить по-другому.

Андертон явно пыталась подобрать нужные слова. Уинтер прекрасно понимал, что происходит. Эту распространенную методику допроса он и сам использовал множество раз. Тишина становилась напряженной. В душу начинали пробираться сомнения. Он ждал, когда она подберет слова.

— Вы думаете, я и правда поверю, что человека, выдержавшего взгляд отцеубийцы с дрелью, выведет из себя журналистка?

— Она про вас плохие вещи говорила, Андертон. Очень плохие вещи.

— Вы же разыгрывали ее?

— Именно.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы это интервью собрало рейтинг. Если кто-то срывает эфир, это тут же попадет в интернет. Максимальный охват. Вот что нам нужно.

— Надо это запустить на YouTube, — кивнула она. — Назвать «Фэбээрщик облажался»

— Ну, вообще-то я бывший фэбээрщик, и я не облажался.

— Да, но ролик с названием «Бывший фэбээрщик немного расстроился, давая интервью» никто смотреть не будет.

— Это точно, — рассмеялся Уинтер.

Андертон достала телефон и стала тыкать в экран указательным пальцем.

— Пишу СМС знакомому, — сказала она, увидев взгляд Уинтера. — Они выложат интервью.

Закончив, она убрала телефон.

— Кстати, спасибо за защиту моей чести.

— Пожалуйста. Как было сказано ранее, мы партнеры, а партнеры прикрывают друг друга.

Андертон двинулась к машине, и Уинтер последовал за ней.

— Нам нужно поговорить о главном, — сказала она. — Вы не были полностью откровенны со мной.

— Я и не мог быть.