— Безо всяких оговорок, эти бомбы очень необычные. Сотрудники полиции — эксперты по отпечаткам пальцев, и у всех людей они разные. А у взрывателей вместо отпечатков пальцев — бомбы. У всех у них есть свои любимые материалы и техники. Поставьте рядом две бомбы, и я скажу, сделал их один и тот же человек или нет.
— Предполагаю, что на продумывание устройства уходит много времени и сил?
— Без понятия. Создатели бомб очень гордятся своими произведениями. Если подумать, это больные люди. У бомбы одна цель — убивать и калечить. Других нет.
— А если бы была другая цель? Например, спасти жизнь?
Барнфилд нахмурилась.
— Ирландская армия иногда предупреждает о том, что планирует взрывы, чтобы расчистить территорию вокруг. Но даже в этом случае задача бомбы — убивать. Бомба, спасающая жизнь, — не могу себе такое представить, — покачала она головой.
— Этот человек в центр бомбы вкладывает трубку, позволяющую направить взрыв в сторону жертвы. По законам физики, все, что устремлено вперед — будь то вода или волна, в том числе взрывная, — всегда потечет по пути наименьшего сопротивления.
— Здесь все так и происходит. Взрыв направлен на жертву, он и убивает ее.
— Поскольку это половинка трубки, подшипники тоже направлены в сторону жертвы. А обычно они разлетаются по всей зоне взрыва.
— Все верно.
— И в случае с трубчатыми бомбами трубка увеличивает поражающую способность устройства. Но в нашем случае снова все упирается в закон наименьшего сопротивления. Трубка не взрывается, потому что она разрезана надвое. Она не сдерживает волну взрыва.
— Здесь целью является всего один человек. Устройство бомбы подчинено одной задаче — его уничтожить.
— Не одной. Обычно вектор взрыва бомбы направлен от нее, и мощность ударной волны равномерно нарастает до тех пор, пока что-то не встанет на ее пути. Но взрывная волна этого устройства направлена на жертву. Это идеальное объяснение. Во-первых, потому что оно соответствует действительности, а во-вторых, потому что соответствует нашим представлениям. Легче всего поверить в сумасшедшего взрывателя, который помешан на смерти и разрушении. Только вот вопрос. Представьте, что вы — взрыватель и хотите защитить человека, который открывает дверь и приводит бомбу в действие. Какие изменения в ее устройство вы бы внесли?
Барнфилд ненадолго задумалась. Постепенно ее губы растянулись в озорной ухмылке.
— Черт возьми. Я бы ничего не изменила. Но зачем ему это? Почему он не хочет убивать этого человека?
— Вот это и есть самый главный вопрос.
— Судя по тому, что вы не поленились сюда приехать, вы считаете, что это очень важно.
— Это меняет все. До этого момента все были сфокусированы на жертве, но вдруг жертва — это лишь побочный эффект взрыва? Вдруг настоящие жертвы — это те, кто открывал двери? Вдруг весь смысл — в тех, кто остается в живых?
— А зачем это нужно?
— На данном этапе я не знаю, — пожал плечами Уинтер. — Сначала мне нужно было подтверждение, что эта теория имеет право на жизнь. И вы его только что дали.
— Она точно имеет право на жизнь. Но не могу не спросить: как вам это пришло в голову?
— Из-за дверей, — ответила Андертон.
— Не поняла.
— В первых трех случаях двери открывались в кухню. Сила взрыва ставила их обратно в проем, создавая защитный барьер между человеком, открывшим дверь, и взрывной волной.
— В новостях говорили, что последняя жертва умерла у себя в спальне. Учитывая то, что вы сейчас сказали, дверь в кухню в этом доме открывалась на себя?
Андертон кивнула.
— Все верно. И дверь в гостиную открывалась тоже на себя, а вот дверь в спальню — внутрь. Если бы он все сделал в кухне, от удара дверь вылетела бы на человека, открывшего ее, и он получил бы повреждения. А убийца этого не хочет, не хочет нанести малейшего вреда.
Барнфилд качала головой. Губы ее были растянуты в улыбке, но Уинтер не мог понять, что именно она чувствует — восхищение, отвращение или отрицание. Возможно, это была смесь эмоций.
— Я тридцать лет обезвреживала самые разные бомбы — от Ирландской армии до Талибана. Думала, что уже повидала все, а тут такое, — она снова удивленно покачала головой. — Бомба, спасающая жизнь. Надо будет рассказать Дейлу.
— Мне нужно позвонить Фримену, — сказала Андертон. — Он должен знать об этом. Хезер, спасибо за помощь.
— Не за что. Будешь говорить с Фрименом, скажи, что я жду его звонка.
Ничего не ответив, Андертон пошла на крыльцо, чтобы сделать звонок.
Барнфилд села за кухонный стол и помахала Уинтеру, приглашая его сесть напротив. Пес пошевелился, встал и начать принюхиваться. Затем лег и почесал за ушами. Судя по тому, с каким упорством он бил при этом хвостом по полу, этот фокус поощрялся хозяевами.
— Вы не против собак? — спросила Барнфилд.
— Абсолютно нет. Ребенком хотел собаку, но отец мне не разрешал.
— И я всегда хотела, но в армии это было невозможно. И только переехав сюда, мы завели Зевса. Он у нас хороший.
Услышав свое имя, Зевс замахал хвостом и подошел к Барнфилд. Она немного погладила его, обращаясь с ним, как с маленьким ребенком.
— Скучаете? — спросил ее Уинтер.