Уинтер поднес палец к губам, давая ей знак замолчать, и закрыл глаза. Он чувствовал, что она очень раздражена. Андертон рвалась в бой, ей хотелось действовать, а он ее тормозил. Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался очистить голову. Затем он представил Николаса Собека, Дэвида Хэмонда и Эрика Кирчнера, пытаясь определить их сходства и различия. Он еще раз вспомнил фоторобот и то, как эти три лица соединились вместе, как из них получилось новое лицо — похожее, но и совсем другое. Черные волосы, карие глаза, возраст немного за тридцать. Все соответствует портрету убийцы. Сам того не желая, он все им рассказал о своей внешности. Но что заставляло его совершать эти преступления? Ключевой вопрос. Уинтер открыл глаза.
— Вчера мы искали садиста, которому в кайф погружать своих жертв в кошмарный мир, который даже представить себе невозможно. Каково им было в последние минуты жизни? Сидеть и ждать, когда откроется дверь и они умрут? Любому рационально мыслящему человеку достаточно будет посмотреть на ситуацию и заключить, что совершивший это — конченый садист. Но перемотаем пленку вперед — и вот перед нами уже новый мир. Пейзаж полностью изменился, и уже все иначе. Начать хотя бы с того, что он не садист.
Андертон перекосилась от удивления.
— Как вы можете такое говорить? Он же натуральный псих.
— Я согласен, что он психопат, но это не обязательно предполагает садистские наклонности. Не все психопаты — хладнокровные убийцы. Кто-то да, но кто-то нет. Психопаты устроены иначе, у них иное восприятие. Бывает так, что само убийство не носит характер первостепенной важности. Иногда оно даже не связано с изначальной фантазией. Как пример — насильник, который делает это впервые. Как только он реализовал свою фантазию, до него доходит, что теперь есть свидетель, от которого нужно избавиться. И он избавляется. Но убийство не было частью изначальной фантазии. Это лишь необходимость замести следы.
— Что вы хотите сказать? Что убийца — патологический прагматик?
— Именно так. У этих убийств есть какая-то цель. Мы должны спросить себя, какая.
— И какой же цели они служат?
Не сказав ни слова, Уинтер закрыл глаза и представил себя мужчиной, изображенным на фотороботе. И погрузился в его мир.
Уинтер открыл глаза и увидел, что на него пристально смотрит Андертон.
— Куда вы исчезаете? — спросила она.
— Уверены, что хотите знать?
— Вряд ли, — ответила она, подумав.
— Если мужья — проекция убийцы, то кого изображают жены?
— Наверное, он женат. Это самый очевидный вариант.
— Тогда что случилось с его женой?
— Она точно не умерла при взрыве. Я проверила все взрывы, случившиеся в городе за двадцать лет. Их было всего шесть. Погибло девять человек. Ни одной женщины среди них не было. Значит, его жены среди них быть не могло.
— Значит, то, как умирают жены, носит чисто символический характер. Важно не то, как они умирают, а то, что их убивают собственные мужья.
— Этот факт тоже ничего не дает. Если бы эти убийства были связаны с каким-то другим, нераскрытым, но нет. Это я тоже проверяла.
— Вдруг это было не убийство? Смерть могла наступить в результате несчастного случая, а убийца был каким-то образом причастен? Например, ДТП. За рулем мог быть он сам, а смертельное ранение получить жена.
Андертон посмотрела на подшивки газет.
— Тогда надо искать упоминания о ДТП, в которых пострадали муж и жена. Начиная с четырехлетней давности.