– Я подрался с Габриэлем Феррара, затем попал в больницу. Лишь вчера поздно вечером узнал, что меня ищут. Простите, что так долго сюда добирался.
– Спасибо, что пришли, – улыбается полицейский и открывает дверь сбоку от стойки регистрации. – Проходите сюда.
Спустя пять часов стою на тротуаре возле здания, где живет Феррара. Окинув взглядом верхние этажи, набираю номер, записанный еще много лет назад, по которому я до сих пор еще ни разу не звонил.
– Габриэль Феррара, – раздается в трубке глубокий голос.
– Джеймисон Майлз. Я на улице, возле твоего дома. Спускайся, есть разговор.
Завершив звонок, делаю глубокий вдох и прислоняюсь к лимузину. Меня пять часов продержали в полицейском участке, я дико устал и совсем не в настроении ждать этого придурка. Однако должен с ним поговорить, иначе раздражение так и будет копиться внутри, как гной в незаживающей ране.
Я объяснил полиции, что ударил Феррара в целях самообороны, и предложил проверить записи с камер наблюдения. Не знаю, поможет ли это, но по крайней мере я выиграю немного времени. Впрочем, полицейские не сильно наседали, они объяснили, что, поскольку он первый швырнул в меня сигарой, мне, вероятно, грозит лишь обвинение в простом нападении с возможностью отделаться штрафом в случае хорошего поведения.
С этим я как-нибудь справлюсь.
Из дома выходит Габриэль Феррара в сопровождении четырех охранников. Усмехнувшись, отмечаю, что подпортил ему физиономию – скула распухла, под глазом чернеет синяк.
– Дерьмово выглядишь, – будничным тоном замечаю я.
– Ага, на меня тут напал один чокнутый, – сухо бормочет он.
Резко шагаю вперед, ярость прорывается наружу.
– Мне известны твои проделки, – бросаю я, ловя на себе его мрачный взгляд. – Но тебе меня не запугать. Просто смешно, что ты опустился до закулисных игр.
– Отвали, Майлз. – Он закатывает глаза.
– Если ты надеешься, что своими скрытыми преступными действиями сможешь потопить «Майлз Медиа», советую еще раз хорошенько подумать, – с ухмылкой сообщаю я. В ответ он прищуривается. – Мы тридцать лет лидировали на рынке и продолжим удерживать главенствующие позиции. Кстати, твой отец в курсе, до чего ты опустился?
– Не понимаю, о каких преступных действиях ты говоришь. – Он с вызовом вздергивает подбородок. – Ты просто бредишь после сотрясения мозга.
– О, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – усмехаюсь я. Мы буравим друг друга взглядами; ненависть, словно ядовитое облако, висит в воздухе между нами. – Мне удалось разгадать твою игру, – поясняю я, глядя ему в глаза. – И как только соберу доказательства, надеру тебе задницу в суде.
– Что ж, попытайся, – ухмыляется он.
Пристально смотрю на него, вспоминая, с каким удовольствием в тот раз ему вмазал.
– У тебя сломана скула? – замечаю я; он лишь молча смотрит на меня. Похоже, угадал. – Так вот, предупреждаю: еще раз тронешь Эмили Фостер – и в следующий раз переломом не отделаешься. Просто прикончу тебя, и все, – спокойно произношу я.
– Угрожаешь, Майлз? – Он вскидывает бровь, будто удивленный подобными словами.
– Лишь обещаю, – бросаю я. – Оставь ее в покое!
Больше не говоря ни слова, забираюсь в лимузин. Алан трогается с места. В окно я вижу, как Габриэль Феррара в сопровождении охраны поспешно исчезает внутри здания.
Что ж, уложу этого придурка на лопатки и тогда наслажусь сладчайшей из всех побед.
Часы показывают полночь. В опустившейся на город темноте я бегу по улице. Давно уже не был в этом районе, но сегодня ощутил необходимость сюда наведаться.
Я приближаюсь к многоквартирному дому, где живет Эмили, и взглядом нахожу окна ее квартиры. Что она делает? Скучает ли по мне так же, как я по ней?
Мысленно представляю, как звоню в дверь и прошу разрешения подняться; мы обнимаемся… я ощущаю прежнее счастье… И тут же вспоминаю боль, вонзившую в меня когти, когда узнал об обмане; она напоминает о себе всякий раз, как я оказываюсь рядом с Эмили. Мои противники используют ее, чтобы до меня добраться; она сама вручает им для этого средства, словно раздает конфетки детям. Лишь она одна может стать для меня погибелью.
Эмили – моя ахиллесова пята, но я не могу позволить себе роскошь иметь слабости – ни сейчас, ни когда-либо вообще.
Я долго смотрю на окна ее квартиры, потом, развернувшись, с тяжелым сердцем уныло бегу домой.
Никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким.
Я разглядываю стоящую передо мной кружку кофе. Сама мысль о том, чтобы выпить его, вызывает тошноту. Прошло уже четыре дня с тех пор, как Джеймисон прислал то страшное сообщение из пяти слов:
Четыре дня… почти вечность для разбитого сердца, слабого, едва цепляющегося за жизнь. Я все еще надеюсь, что он вернется, распахнет объятия и позволит мне в них укрыться – и с кошмаром будет покончено.
Хоть бы так и случилось!
Джеймисон, которого, кажется, мне все же удалось узнать, почти не выходит из головы. Он оставил после себя огромную брешь в моей жизни. Неужели можно за столь короткое время в кого-то столь сильно влюбиться?