Джеймс Хэрриот. Биография

Гольф-клуб Тирска и Норталлертона, в котором состояли Альф и Джоан, имел одну особенность. Поскольку клуб приобрел небольшое поле в девять лунок вместе с правом выпаса, почти весь год здесь обитали овцы. Еще это место облюбовали собаки, и только два члена клуба в полном объеме пользовались этой несколько необычной концессией — Альф и Гарри Аддисон. Альф Уайт, возможно, ничего собой не представлял в глазах комитета гольф-клуба, но с Гарри Аддисоном они вынуждены были считаться.

Гарри Аддисон, наш семейный врач, упоминается в книгах Джеймса Хэрриота под именем доктора Аллинсона. Рози и я появились на свет с его помощью, и мы все знали, что этот врач никогда не причинит вреда. Высокий лысеющий человек в очках не только был лучшим игроком клуба, но и обладал сильным характером, внушавшим глубокое уважение, поэтому никто особенно не возражал против присутствия его собаки на поле для гольфа. Альф с удовольствием совмещал прогулки с собакой с игрой в гольф, и такое удачное положение дел продолжалось в течение многих лет, но потом все изменилось. Гарри Аддисон перенес инфаркт и решил выйти на пенсию и переехать в Сент-Эндрюс. Примерно в это же время комитет клуба принял решение запретить прогулки с собаками на поле для гольфа.

Отъезд Гарри очень огорчил Альфа. Ему нравилось смотреть, как мастерски играет доктор, он восхищался его плавным свингом, после которого маленький белый мяч отлетал прямо на площадку и, весело подскакивая, останавливался у самой лунки. Альф понимал, что, лишившись своего могущественного соперника, он вряд ли сможет оспорить запрет на прогулки с собаками по полю для гольфа. Регулярная игра в гольф для него кончилась: когда пришлось выбирать между прогулкой с собаками и игрой в гольф, его верные четвероногие друзья одержали безоговорочную победу.

Оглядываясь назад, Альф понимал, что собаки на игровой площадке — не самая хорошая идея, и не держал обиды на комитет, хотя жалел, что его гольф столь неожиданно остался в прошлом. Но, по крайней мере, у него было десять счастливых лет, когда он мог играть в свое удовольствие.

Свободное время Альфа было занято не только гольфом и теннисом или семьей. Он всегда с трепетом относился к родителям и регулярно навещал их в Глазго. Его мать тоже старалась, чтобы он не забывал город своего детства, и отправляла в Тирск аппетитные посылки с шотландскими лакомствами, которых здесь не было: пироги с бараниной, ломтики шотландской колбасы, картофельные сконы (лепешки) и кровяную колбасу. Альф сохранил любовь к традиционной шотландской пище и жадно набрасывался на эти деликатесы.

Вместе с едой родители присылали «Санди Пост», традиционную шотландскую газету, которую Альф прочитывал от первой строчки до последней. Он с интересом изучал отчеты о футбольных матчах и хохотал до слез над нескончаемыми комиксами «Семья Брунов» и «Наш Уилли».

Короткие каникулы в Глазго шли Альфу на пользу. Сельская тишина Йоркшира казалась ему почти нереальной, когда он слышал голоса оживленных улиц, крики лоточников, пронзительные гудки автомобилей и мелодичные протяжные звонки трамваев, которые, покачиваясь, катили по Сокихолл и другим, таким знакомым ему, улицам города.

Во время семейных поездок в Глазго нашу компанию часто разбавляла двоюродная сестра отца Нэн. Она была крестной матерью мне и Рози. Всю жизнь отец общался с Нэн, дочерью тети Джинни Уилкинс, больше, чем с другими родственниками. Альф, моложе ее всего на тринадцать лет, относился к ней как к старшей сестре. Нэн, незабываемая женщина, воплощала в себе характерные черты Беллов. Она поглощала спиртное в огромных количествах, курила сигареты одну за другой и при этом прожила больше восьмидесяти лет. Однажды она сказала нам, что курение — одна из главных радостей ее жизни и она не собирается отказываться от этой привычки. «В конце концов, я скручиваю сигареты с одиннадцати лет, с какой стати бросать это сейчас?»

Нэн была замужем за Тони Эрроусмитом, улыбчивым добродушным человеком с тонкой полоской усов, словно нарисованных карандашом. Он постоянно острил и сыпал анекдотами. С такой женой, как Нэн, успех ему был обеспечен: Нэн громогласно хохотала над любым анекдотом, даже не очень смешным. Из-за курения голос у Нэн стал низким и сипловатым, и во время наших визитов в Глазго мы постоянно слышали ее хриплый смех. Остроты Тони и хохот Нэн действовали на всех нас как тонизирующее средство.

До 1950 года Альф мог позволить себе лишь редкие поездки в Глазго. Но вскоре появился помощник, дела в практике уверенно шли в гору, и в 1950-х годах у него появились деньги и время для ежегодного отпуска с семьей.