К середине 1970-х книги Джеймса Хэрриота стали признанными бестселлерами в Великобритании, но не только поразительный успех в собственной стране приводил Альфа в изумление. Джеймс Хэрриот приобрел известность далеко за пределами Великобритании. Его книги широко продавались за границей, их перевели на многие языки мира, и вскоре он стал «самым известным ветеринаром в мире». Но именно одна страна, в которой Джеймс Хэрриот пользовался небывалой популярностью, вознесла его на вершину мировой славы. Нигде его так высоко не ценили, как в Соединенных Штатах Америки.
Глава 23
Как-то раз, в один из дней в конце 1970-х, я услышал шум, доносившийся из приемной на Киркгейт, 23. Работы с мелкими животными становилось все больше, и теперь основная часть наших доходов поступала именно от этого направления, поэтому полная приемная означала, что дела идут хорошо.
— Похоже, сегодня будет много работы, пап, — заметил я. — В приемной шагу ступить негде!
Отец выглянул за дверь и вернулся в кабинет с извиняющейся улыбкой.
— Не обольщайтесь, ребята, — сказал он. — Я насчитал двух хомяков, одного йоркширского терьера и сорок пять американцев!
Набеги туристов на нашу скромную клинику становились обычным делом. Джеймс Хэрриот пользовался огромной популярностью, и тысячи людей со всего мира стекались в Тирск, чтобы посмотреть на его ветеринарную практику. Они приезжали не только из Великобритании, но и из Европы, Канады, Австралии и даже из Японии, — но больше всего туристов было из Соединенных Штатов. Судя по всему, Джеймс Хэрриот стал знаковой фигурой на той стороне Атлантики.
Альфу Уайту всегда нравился американский народ. Его привлекали их открытая дружелюбность и любовь к жизни.
— Американцы такие же, как мы, — часто говорил он. — Другие народы отличаются от нас, а они — нет. Мне нравятся люди, похожие на меня!
Объемы продаж в Америке постоянно увеличивались, и Альф испытывал все больше симпатии к американцам.
Он всегда помнил, чем обязан этой стране, поэтому старался встретиться с каждым, кто проделал столь долгий путь, чтобы выразить ему свое восхищение. Эти нашествия могли помешать работе ветеринаров, поэтому он выделил два дня в неделю для встреч с посетителями и раздачи автографов. По средам и пятницам на Киркгейт выстраивались огромные очереди, особенно летом.
Эти встречи с читателями продолжались много лет, и мы все привыкли к толпам туристов, осаждавших нашу приемную. Я часто с изумлением наблюдал, с какими взволнованными лицами они пожимают руку моему отцу. Он был для них не просто писателем, творчеством которого они восхищались; он стал им другом, благодаря своим добрым, проникнутым любовью рассказам.
Альф, всегда считавший себя самым обыкновенным человеком, не мог понять этого поклонения. Он не раз говорил мне: «Вот он я, „заурядный“ ветеринар, а все эти люди съезжаются сюда, чтобы посмотреть на меня, будто я какой-нибудь новый мессия!» Среди приезжавших поклониться «святыне» на Киркгейт, 23 были его коллеги-ветеринары со множеством званий, стоявших после их имен. Альф говорил, что чувствует себя мошенником, когда они взирают на него с таким почтением. Несмотря на его недоумение, он действительно был особенным человеком, и многие, кому посчастливилось познакомиться с ним, считали эту встречу одним из лучших моментов в своей жизни.
Я испытывал огромное уважение к приезжавшим читателям. В большинстве своем они, понимая, что мы заняты делом, не врывались в клинику. Они просто подходили к зданию и фотографировали его. Те, кто входили внутрь, проявляли удивительную щедрость. Подписав для них книги, отец обычно предлагал внести пожертвования в «Благотворительный фонд Джерри Грина», приют для бездомных собак с отделением неподалеку от Тирска, которое он опекал. Иногда мы обнаруживали даже пятидесятифунтовую банкноту в маленькой красной коробочке. Ошеломляющий успех приносил выгоду не только Джеймсу Хэрриоту.
В обращении к Харрогитскому медицинскому обществу в 1974 году Альф попытался объяснить, почему американцы так восхищаются его работами: «Я думаю, американцам нравятся мои рассказы, потому что они тянутся к простым вещам, которых они в своем материалистическом и урбанизированном мире лишены: к старым неиспорченным йоркширцам и образу жизни, столь не похожему на их собственный».
Теплота, понимание и сочувствие Джеймса Хэрриота в отношениях как с пациентами, так и с людьми облагораживают его профессию, и многие поклонники его творчества, проехавшие тысячи миль, видели, что реальный человек именно такой — добрый, мягкий, благородный, — каким они его себе представляли.
Волны восхищения, хлынувшей с другой стороны Атлантики, могло и не быть. Как и с издательствами в Великобритании, вдело вмешался счастливый случай, и Джеймс Хэрриот занял прочное положение в Соединенных Штатах. Один человек приложил много сил для того, чтобы Джеймс Хэрриот завладел воображением американских читателей. Звали его Том Маккормак.