Джейн Эйр

Эти слова я произнесла не только мысленно, но и вслух, и, затаив все свои страдания глубоко в сердце, я старалась заставить его умолкнуть.

– Все люди должны умереть, – произнес чей-то голос совсем близко от меня, – но не все обречены на мучительный и преждевременный конец, какой выпал бы на вашу долю, если бы вы погибли здесь от истощения.

– Кто это говорит? Кто? – спросила я, испуганная этими неожиданными словами, ибо я уже потеряла всякую надежду на помощь. Какой-то человек стоял подле меня, но непроглядная ночь и мое ослабевшее зрение мешали мне рассмотреть его. Громким, продолжительным стуком в дверь прибывший возвестил о себе.

– Это вы, мистер Сент-Джон? – крикнула Ханна.

– Да, да, открывайте скорей.

– Ух, как вы, верно, промокли да продрогли в такую собачью ночь! Входите! Ваши сестры беспокоятся, кругом рыщет недобрый люд. Тут приходила нищенка… Я вижу, она еще не ушла, – вишь, улеглась здесь! Вставайте! Какой стыд! Пошли прочь, говорю вам!

– Тише, Ханна. Мне нужно сказать два слова этой женщине. Вы исполнили свой долг, не впустив ее в дом, теперь дайте мне исполнить мой – и впустить ее. Я стоял поблизости и слышал и вас и ее. Мне кажется, это необычайный случай, – и я должен в нем разобраться. Молодая женщина, встаньте и войдите со мной в дом.

Я с трудом повиновалась. Через минуту я стояла в ослепительно-чистой кухне, у самого очага, дрожащая, обессилевшая, сознавая, что произвожу впечатление в высшей степени странное, жуткое и плачевное. Обе молодые девушки, их брат – мистер Сент-Джон, и старая служанка пристально смотрели на меня.

– Сент-Джон, кто это? – спросила одна из сестер.

– Не знаю; я нашел ее у дверей.

– Она совсем побелела, – сказала Ханна.

– Белая, как мел или как смерть. Она сейчас упадет, посадите ее.

И в самом деле, голова у меня закружилась; я чуть было не упала, но мне подставили стул. Я все еще не теряла сознания, хотя уже не могла говорить.

– Может быть, глоток воды приведет ее в чувство? Ханна, принесите воды. Она истощена до крайности. Как она худа! Ни кровинки в лице!

– Настоящее привидение!

– Что она, больна или только изголодалась?

– Изголодалась, я полагаю. Ханна, это молоко? Дайте мне его сюда и кусок хлеба.

Диана (я узнала ее по длинным локонам, которые закрыли от меня огонь, когда она склонилась надо мной) отломила кусок хлеба, окунула его в молоко и положила мне в рот. Ее лицо было совсем близко от меня; я прочла в нем участие, а ее взволнованное дыхание свидетельствовало о симпатии ко мне. В ее простых словах звучало то же чувство; все это действовало на меня как бальзам.

– Попытайтесь выпить молока.

– Да, попытайтесь, – ласково повторила Мери; ее рука сняла с меня мокрую шляпу и приподняла мою голову. Я начала есть то, что они мне предлагали, сперва вяло, затем с жадностью.

– Не слишком много сразу, удержите ее, – сказал брат, – пока довольно. – И он отодвинул чашку с молоком и тарелку с хлебом.

– Еще немного, Сент-Джон, – взгляни, какие у нее голодные глаза.

– Сейчас больше нельзя, сестра. Посмотрим, сможет ли она теперь говорить; спроси, как ее зовут.

Я почувствовала, что могу говорить, и отвечала:

– Меня зовут Джейн Эллиот. – Желая сохранить свою тайну, я еще раньше решила назваться вымышленным именем.

– А где вы живете? Где ваши близкие?

Я молчала.

– Можно послать за кем-нибудь из ваших знакомых?

Я отрицательно покачала головой.

– Что вы можете рассказать о себе?

Теперь, когда я, наконец, переступила порог этого дома и очутилась перед его хозяевами, я уже больше не чувствовала себя изгнанницей, бродягой, отверженной всеми на свете. Я решила сбросить личину нищей; и ко мне вернулись мои обычные манеры. Я почти пришла в себя и, когда мистер Сент-Джон попросил меня рассказать о себе, сказала после краткой паузы:

– Сэр, сегодня я не могу сообщить вам никаких подробностей.

– Но в таком случае, – спросил он, – чего вы ждете от меня?

– Ничего, – отвечала я, моих сил хватало только на самые короткие ответы.

Тут вмешалась Диана.

– Вы хотите сказать, – спросила она, – что мы вам оказали необходимую помощь и теперь можем отпустить вас опять скитаться по болотам, ночью, под дождем?

Я взглянула на Диану. В ее чертах внутренняя сила сочеталась с добротой. Я почувствовала внезапный прилив мужества. Отвечая улыбкой на ее сострадательный взгляд, я сказала:

– Я вам доверяюсь. Я знаю, что, будь я даже бездомной, бродячей собакой, вы и то не прогнали бы меня из дому в такую ночь; нет, я ничего не боюсь. Делайте со мной что хотите, но не требуйте от меня длинного повествования, – я едва дышу, у меня горло сжимается, когда я говорю.

Все трое смотрели на меня в молчании.

– Ханна, – сказал наконец мистер Сент-Джон, – пусть она здесь пока посидит; не спрашивайте ее ни о чем; через десять минут дайте ей остатки молока и хлеба. Мери и Диана, пойдем в гостиную и обсудим этот случай.