Джейн Эйр

Мне они казались настолько похожими, что я не могла понять, какое различие видит в них старая служанка (никем другим она быть не могла, решила я). Обе были стройными, их лица отличались свежестью, дышали достоинством и умом. Правда, волосы у одной были чуть темнее, и причесывались они по-разному: светло-каштановые кудри Мэри были разделены на прямой пробор, заплетены в косы и уложены у висков; более темные волосы Дианы ниспадали ей на плечи пышными локонами. Часы пробили десять.

– Небось вы проголодались, – сказала Ханна. – Ну, мистер Сент-Джон как раз к ужину поспеет.

И она занялась приготовлением ужина, а барышни встали, видимо, намереваясь перейти в гостиную. До этой минуты я следила за ними с таким интересом, их внешность и разговоры так меня увлекли, что я почти забыла о своем бедственном положении. Теперь весь его ужас нахлынул на меня, и по контрасту оно показалось еще более отчаянным и безнадежным. И мне представлялось невозможным пробудить в обитательницах дома сочувствие ко мне, заставить их поверить в истинность моей нужды, моих бед, растрогать настолько, чтобы они приютили меня, дали отдохнуть от моих скитаний. Когда я нащупала дверь и робко в нее постучалась, то почувствовала, какой несбыточной была моя последняя мысль. Дверь открыла Ханна.

– Чего тебе надо? – спросила она удивленно, оглядывая меня в лучах свечи, которую держала.

– Могу я поговорить с вашими хозяйками?

– Нет, ты допрежь мне скажи, о чем хочешь с ними разговаривать. Ты откуда?

– Я нездешняя.

– И какие это у тебя за дела в эдакую пору?

– Я хотела бы попросить разрешения переночевать в сарае. И еще кусок хлеба.

Как я и опасалась, на лице Ханны появилось настороженное выражение.

– Хлеба-то я тебе дам, – сказала она после паузы, – а вот ночевать мы бродяжек не пускаем. Еще чего!

– Вы не позволите мне поговорить с вашими хозяйками?

– И не думай. Чего они для тебя сделать-то могут? Вольно ж тебе шляться по ночам! Не к добру это.

– Но куда же мне идти, если вы меня прогоните? Что мне делать?

– Небось сама знаешь, куда тебе идти и что делать. Только от дурных дел остерегись. Вот тебе пенни, а теперь уходи…

– Пенни меня не накормит, а идти дальше у меня нет сил. Не закрывайте дверь! Бога ради, не закрывайте!

– Ишь чего захотела! Дождь-то внутрь так и хлещет.

– Доложите своим барышням… Позвольте мне с ними поговорить…

– И не подумаю. И не такая ты, какой прикидываешься, не то не шумела бы так. Уходи, кому говорю!

– Если вы меня прогоните, я умру.

– Как не так! Что-то ты недоброе замышляешь как пить дать, не то бы не стучала в чужие двери по ночам. Коли у тебя есть товарищи, грабители там или разбойники, так скажи им, что мы в доме не одни, а с нами джентльмен, и у нас есть собаки и ружья!

С этими словами честная, но неумолимая служанка захлопнула дверь и задвинула засов.

Это было последней каплей. Мучительнейшая боль – судорога беспредельного отчаяния – сжала, сдавила мое сердце. Я ведь была совершенно измучена и не могла сделать ни шагу. Рухнув на мокрую ступеньку, я застонала, заломила руки, зарыдала в невыносимой агонии. Призрак смерти возник передо мной. Каким ужасным будет мой последний час! В невыносимом одиночестве, отвергнутая людьми!

Я лишилась не только якоря надежды, но и твердости духа – последней, впрочем, ненадолго. Вскоре я постаралась укрепить ее.

– Я могу всего лишь умереть, – сказала я. – Я верую Богу, так постараюсь в смиренном молчании ждать свершения Его воли.

Эти слова я произнесла вслух и, затворив свою смертную тоску в сердце, приложила все силы, чтобы она осталась там – немая и покорная.

– Все люди должны умереть, – произнес голос почти надо мной, – но не все осуждены встретить долгую и преждевременную кончину, какой будет ваша, если вы погибнете тут от изнурения.

– Кто говорит? Человек или нет? – Эти нежданные слова ввергли меня в ужас, и ничто уже не могло пробудить во мне надежду. Совсем рядом я увидела смутную фигуру: ночная тьма и мое слабеющее зрение не позволяли разглядеть ее. Раздался громкий долгий стук в дверь.

– Это вы, мистер Сент-Джон? – спросила Ханна изнутри.

– Да-да! Скорее открой!

– Небось вы совсем промокли и иззябли в такую-то непогоду! Входите, входите! Сестрицы ваши очень из-за вас беспокоились, а я боюсь, тут бродят лихие люди. Нищая в дом лезла… Да она, никак, не ушла! Валяется тут… А ну вставай! Постыдилась бы! Убирайся, говорят тебе!

– Ш-ш-ш, Ханна! Мне надо поговорить с ней. Ты исполнила свой долг, не впустив ее. Теперь я исполню мой долг и приглашу ее в дом. Я был рядом и слышал весь ваш разговор. Мне кажется, случай необычный, и мне следует хотя бы разобраться в нем. Встаньте, женщина, и войдите в дверь передо мной.

С большим трудом я выполнила его приказание. И вскоре уже стояла в чистенькой светлой кухне – у самого очага, вся дрожа, борясь с дурнотой, понимая, как страшно я выгляжу, как течет с меня вода. Обе барышни, их брат, мистер Сент-Джон, и старая служанка – все смотрели на меня.

– Сент-Джон, кто это? – услышала я голос одной из сестер.

– Не знаю. Я нашел ее у порога, – ответил он.