Джейн и Эмма

Внешний вид Эммы, была вынуждена признаться Джейн, был безупречным, а ее обращение с каждым гостем на свадьбе — сердечным и любезным. Она улыбалась одинаково естественно и непринужденно и дамам Бейтс, кутающимся в заштопанные шали, и жене аптекаря миссис Перри, и старому Джону Эбди, стоявшему с шапкой в руках в воротах церкви. Короче говоря, поведение Эммы на людях было безукоризненным, она не допустила ни одной ошибки, но все равно, думала Джейн, все это было похоже на хорошую актерскую игру. На урок, который она как следует вызубрила, сонату Бетховена на фортепиано. Почему-то чувствовалось, что в сердце у нее что-то совсем другое и, произнося вежливые фразы, она критикует всех и считает себя выше. «О, как бы я хотела, — Джейн Фэрфакс искренне изумилась силе собственных чувств, — как бы мне хотелось хотя бы раз в жизни увидеть, что Эмма Вудхаус получила настоящий резкий отпор».

Они еще раз побеседовали во время свадебного завтрака. Эмма с легким интересом расспрашивала о жизни в Лондоне, а Джейн, на этот раз остро чувствуя, что Эмма ни разу не уезжала из Хайбери, ограничилась кратким описанием библиотек, научных лекций и прогулок в Кью-Гарденс. Все это вроде бы не произвело особого впечатления на Эмму. У нее дар, подумала Джейн, придавать вещам, которые делает лично она, ауру важности и даже превосходства, даже если это недостатки или ошибки: «О, я никогда этого не делаю. Я никогда не читаю таких книг. Я испытываю сильную неприязнь к таким украшениям…»

В ситуации, когда любой другой человек почувствовал бы необходимость как-то объяснить недостаток знаний, Эмма с непоколебимой уверенностью обращает свою неполноценность в достоинство. С большим нежеланием, но Джейн все же не могла не признать, что Эмма произвела на нее впечатление, и хотя нравиться она ей от этого больше не стала, столь непоколебимое непробиваемое самодовольство все же было чем-то особенным. «Откуда это у нее? У Изабеллы нет ничего подобного, у мистера Вудхауса тоже». Джейн представила, какой была бы встреча Эммы с миссис Фицрой, и пришла к выводу, что они, возможно, нашли бы общий язык.

От двоюродной бабушки полковник унаследовал не только деньги и старомодные драгоценности, но и вполне современное поместье в Вест-Индии, которое, к сожалению, было предметом правового спора; другие стороны, возможные наследники, предъявили права на него, и кроме того, плантация была обременена долгами. После нескольких лет обширной переписки по этому вопросу адвокаты полковника посоветовали ему, что, несомненно, легче всего доказать свои права и добиться решения, съездив на место и разобравшись с проблемой лично. Тщательно все обдумав, он решил не только поехать, но и взять с собой семью.

— Ты и девочки тоже можете поехать, Сесилия. Ты получишь свидетельства, касающиеся работорговли, а твои лондонские комитеты, не сомневаюсь, смогут обойтись без тебя в течение года или около того. Рейчел будет рада посетить места, где прошло ее детство, и путешествие поможет ей хотя бы немного избавиться от робости и стеснительности, а Джейн оно откроет глаза на мир. — Тем самым полковник завуалированно признал факт, что он действительно любит Джейн и хочет показать ей мир. — Да и теплый климат благотворно повлияет на ее слабые бронхи.

«А самое главное, — подумал полковник, но не сказал об этом вслух, — мы оставим в Англии твою мать». Отношения между миссис Фицрой и остальным семейством были далеки от идеальных, и она, хвала Всевышнему, не имела ни малейшего желания покидать Лондон ради посещения далеких берегов, куда так и не добралась цивилизация. Париж — это одно, а Наветренные острова со змеями, скорпионами и желтой лихорадкой — совершенно другое. Поэтому она объявила о своем намерении остаться на Манчестер-сквер. Ее постоянное проживание в доме не позволяло весьма выгодно сдать его в аренду, но полковник считал, что потеря дохода ничто по сравнению с радостью, которую принесет временное избавление от компании тещи. В глубине души он вынашивал надежду, что, возможно, к моменту возвращения семьи в Лондон старая карга отправится к праотцам.