Джейн и Эмма

— Оставайся в Хайбери сколько захочешь, — решительно сказал полковник. — Отдохни, пообщайся с родными и друзьями и вылечи наконец простуду, которая изводила тебя в последнее время. Не спеши и не соглашайся на первое же место, которое тебе подвернется. Будь разборчивой! Сделай выбор с особой тщательностью! Возьми! — И он тоже вложил ей в руку маленький пакетик.

— О, сэр, не надо! Вы не должны! — воскликнула она, думая о Мэтте. Но в этом пакетике стихов не было. Только банкноты — пятьдесят фунтов.

— Чепуха! Ты хорошая девочка! — резко ответил полковник и пошел вслед за остальными по сходням. — Очень жаль, что я не могу сделать для тебя большего, — добавил он, уже стоя на палубе.

Вспоминая об этом прощании позднее, в пыльном холле дома, где еще совсем недавно звучали оживленные голоса, чувствуя вокруг лишь пустоту и одиночество и слыша только шум дождя за окном, Джейн совсем пала духом. Впрочем, стоит ли этому удивляться? Зная, что в дом не войдет ни одна живая душа, она села на свой сундук и в отчаянии зарыдала.

Она еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.

— Мисс Фэрфакс! — воскликнул знакомый голос. — Моя дорогая мисс Фэрфакс! Боже правый! Вы не должны так расстраиваться! Одна, в пустом доме. Почему вы дрожите, словно осиновый лист? Вы замерзли! Позвольте, я наброшу вам на плечи свое пальто!

Рыдающая Джейн не сопротивлялась. Она почувствовала на своих плечах толстую теплую ткань и пару нежных успокаивающих рук Фрэнка Черчилля.

— Прижмитесь ко мне, положите мне голову на плечо. Если вам надо выплакаться, плачьте с удобствами. Позвольте предложить вам мой носовой платок — ваш, боюсь, уже совсем промок.

Джейн еще немного поплакала, но, как это часто бывает, разрешение выплакаться быстро осушило слезы. Она несколько минут сидела не шевелясь, потом решительно высморкалась и, подняв глаза, всмотрелась в заботливое лицо Фрэнка Черчилля.

— Вы, должно быть, считаете меня жалкой плаксой?

— Вовсе нет. Я думаю… Не важно, что я думаю… Почему Кэмпбеллы и Диксоны уехали и бросили вас одну?

— Они предлагали мне поехать с ними. Много раз. Но я отказалась.

— И кто бы стал вас за это винить? Я видел, в каком вы положении; я видел это лучше, чем кто-нибудь другой.

Решив проигнорировать подтекст этого заявления, Джейн спросила:

— Но что вы здесь делаете, мистер Черчилль? Я думала, вы везете свою тетушку в Харрогит?

— Я и должен был этим заниматься, но она, как это часто бывает, передумала. Вместо этого мой дядя повез ее в Бат. А я воспользовался шансом поехать обходным путем — я должен встретиться с ними там — и заехал сначала в Уэймут. И очень рад этому. Потому что теперь я могу стать вашим компаньоном в путешествии. Спутником, помощником, другом, в общем, тем, кто вам больше всего нужен, до самого вашего отъезда. Когда придет экипаж?

— Не раньше полудня.

— Тогда, — сказал он, — я предлагаю отправиться в библиотеку Харви. Взгляните, облака рассеиваются, вот-вот выглянет солнце. Я куплю вам чашку кофе, шокировав всех местных сплетниц, если таковые здесь еще остались, и чудесный роман, который развлечет вас в дороге. Помните, как мы вместе смеялись, читая «Таинственные предостережения»? Я найду вам что-нибудь такое же таинственное, обещаю!

Джейн поняла, что ничего не имеет против предложенной программы, правда, оговорила для себя возможность прежде всего умыться и причесаться.

После того как они выпили кофе и Фрэнк купил ей роман, пакет бисквитных пирожных в дорогу в магазине Риалла и красивую перламутровую раковину, «чтобы иногда, глядя на нее, вы вспоминали Уэймут и вашего друга Фрэнка», он предложил прогуляться по эспланаде. В конце декабря отдыхающие уже разъехались из Уэймута, и на эспланаде почти никого не было.

— Знаете, у меня уже давно появилась великолепная, можно сказать, блестящая идея, — сказал Фрэнк, — и я бы хотел, чтобы вы ее как следует обдумали.

Джейн, пока он оказывал ей все эти маленькие знаки внимания, почти ничего не говорила, хотя чувствовала благодарность за понимание и утешение; в горле сильно першило; вот и теперь она промолчала и лишь пассивно шла за Фрэнком. А когда они дошли до южного края набережной, остановилась рядом с ним и облокотилась о балюстраду. Море было неспокойным, увенчанные белыми шапками волны катились к берегу и с грохотом разбивались о прибрежные камни, но небо очистилось и стало светло-голубым.

— Вот, что я хотел бы вам сказать, — начал Фрэнк. — Вы вполне могли этого и не заметить, дорогая мисс Фэрфакс, но за эти месяцы, проведенные в Уэймуте, я влюбился в вас и испытываю к вам самые теплые чувства — привязанность и восхищение. Волею обстоятельств я постоянно находился на краю или даже чуть в стороне от вашей счастливой компании и потому мог наблюдать и понять, возможно, яснее, чем те, кто был ближе к вам, эмоции, а также хорошие и правильные мотивы, которые руководили вашими поступками в последнее время.

Джейн открыла рот, чтобы заговорить, но Фрэнк ее остановил: