Леди Эксетер улыбалась ей всякий раз, как они мимоходом встречались при дворе, а однажды остановилась, когда оказалась с ней одна в пустой галерее и тихо сказала:
– Вы делаете прекрасную работу, госпожа Джейн. Продолжайте в том же духе. Мы все рассчитываем на вас, – после чего пошла дальше.
Братья Джейн тоже оказались в центре внимания. Люди тянулись к ним как к восходящим звездам двора, лебезили перед ними и искали их покровительства. Они пользовались этим с выгодой для себя.
По ночам Джейн часто лежала без сна, размышляя, какова во всем этом роль Генриха. Он не мог не замечать интереса публики к ней. Думал ли он по-прежнему о возможности избавиться от Анны? Самой Джейн он ничего больше об этом не говорил.
Эдвард с Томасом постоянно убеждали ее держать короля на расстоянии, блюсти добродетель и стремиться заполучить главный приз.
– Ты ни при каких условиях не должна уступать желаниям короля, кроме как путем брака, – требовали они.
«Как бы заговорили братья, – думала Джейн, – если бы узнали, что происходит каждую ночь в апартаментах Эдварда и как она своими методами привязывает к себе Генриха?»
Был конец марта. Эдвард вернулся в свою квартиру в состоянии крайнего возбуждения, что для него было необычным.
– Я только что видел Шапуи, – сообщил он удивленной Джейн, которая в этот момент расставляла в вазе весенние цветы. – Он возвращался от Кромвеля, и тот сказал ему, что, как он полагает, его милость, падкий на женщин, отныне будет вести более целомудренную жизнь и больше не изменится.
Джейн выронила ножницы, и они с лязгом упали на стол.
– Значит, он останется с Леди. – У нее защемило сердце.
Эдвард фыркнул и схватил ее за плечи:
– Нет, Джейн. Говоря это, Кромвель усмехался. Он имел в виду, что король не изменится, раз он выбрал тебя. Так понял его Шапуи. – (Джейн облегченно вздохнула.) – У нас сложилось впечатление, что Кромвель теперь готов на все, лишь бы избавиться от Леди. Она открыто порицала его за то, что он уступил нам свои комнаты. Обвиняла в коррупции и грозила поставить короля в известность о том, что, прикрываясь Евангелием и религией, Кромвель преследует собственные интересы.
– Полагаешь, это правда? – спросила Джейн, втайне радуясь, что своими поступками Анна еще сильнее настраивала против себя Кромвеля.
– Это не важно. Она в этом уверена. Кромвель сказал Шапуи, что она хотела бы увидеть, как его голова слетит с плеч.
– Неужели она зайдет так далеко? Нет, Кромвель всегда был неуязвим.
– Сомневаюсь, что ее желания сейчас много значат для короля.
– Но она умна, Эдвард. Мастеру Кромвелю лучше поостеречься.
– Я уверен, он лучше других знает, как о себе позаботиться.
Когда Эдвард ушел, Джейн села и задумалась. Если Кромвелю было известно нечто такое, чего не знали они, значит вся партия противников Леди несется вперед, закусив удила, не имея в своем распоряжении одного важнейшего преимущества. Генрих с зимы не подавал признаков того, что намерен избавиться от Анны.
В тот вечер он пришел к Джейн. В последние дни она напряженно ждала, не даст ли он какого-нибудь намека, каким видится ему будущее, но сегодня король имел озабоченный вид. И когда Эдвард постучал в дверь и спросил, не хотят ли они еще вина, Генрих с благодарностью принял предложение и выпил все одним махом.
– Сегодня мне доставили «Valor Ecclesiasticus», Джейн, – сказал он. – Это обзор религиозных домов, который подготовил мастер Кромвель. Как вы знаете, его посланцы объехали все мелкие монастыри.
Сердце Джейн наполнилось страхом.
– Многие явно лишние, если говорить об их количестве и доходах, – продолжил Генрих, – а кое-где мораль не на высоте. – Он вздохнул. – Я намерен просить парламент издать акт об их роспуске.
Джейн подумала о бедных монахах и монахинях, которые останутся без средств к существованию. Большинство этих мелких аббатств и приоратов в течение столетий были бастионами веры и опорой для местных общин. А теперь их закроют, и Англия из-за этого только обеднеет. Непостижимо, как Генрих мог пойти на такой шаг.
– Мне очень жаль тех, кто окажется на улице, – осмелилась сказать она.
Генрих налил себе еще вина:
– У них есть выбор. Им предложат пенсию, если они захотят вернуться в мир, в противном случае они смогут поступить в какой-нибудь более крупный монастырь.
Это, по крайней мере, давало надежду, что все не так плохо. Не мог же король закрыть вообще все монастыри. Может быть, он прав и эти маленькие аббатства действительно погрязли в распущенности или не могли сами себя содержать? И тем не менее невозможно, чтобы во всех подряд царили разврат и нищета! Джейн хотелось протестовать: нет, нет, Генрих ошибается, нельзя распускать все святые обители, однако привычка к покорности за долгие годы укоренилась в ней слишком глубоко.
– Ну-ну, не надо. И что это у вас такой скорбный вид? – пожурил ее Генрих. – Монастыри пребывают в упадке уже давно. Вам известно, что за последнее столетие в Англии было основано только два новых? – Король прищурился. – Некоторые до сих пор хранят верность епископу Рима, а я этого не потерплю.