Тревога охватывала Джейн всякий раз, как король рассказывал ей о своих встречах с предсказателями будущего или о том, что для него составили гороскоп. Это возвращало ее к мыслям об исключительной важности исхода этой беременности, о том, какие огромные надежды на нее возлагались.
– Господи Иисусе, если это в Твоей власти, пошли нам принца! – с придыханием говорила она.
Эдвард уехал в Элветам наблюдать за строительными работами, на досуге он с удовольствием охотился с собаками и соколами. Когда наступил сентябрь, старший брат написал Джейн – засвидетельствовал свое почтение к ней и королю, а также передал горячую мольбу о том, чтобы Господь вскорости послал ему племянника. Столь многое зависело от того, родит ли она сына. Но что могла поделать сама Джейн? Ей оставалось только молиться и ждать. А срок подходил к концу.
Глава 34
В начале сентября они вернулись в Хэмптон-Корт, где должен был появиться на свет ребенок. Генрих пребывал в напряженном ожидании, суетился вокруг Джейн, как курица-наседка, и боялся, как бы она не навредила чем-нибудь младенцу, который стал весьма активным, будто ему не терпелось поскорее увидеть мир.
До родов оставался примерно месяц, когда состоялась официальная церемония, после которой будущая мать уже не должна была покидать свои покои. Джейн очень волновалась. Сперва в сопровождении дам, прочих служителей своего двора и большого числа придворных она присутствовала на мессе и молилась о благополучном разрешении от бремени, затем проследовала в Главный зал, где ее усадили на трон и потчевали приправленным пряностями вином. Пока она пила его небольшими глотками, камергер очень громким голосом призвал всех молиться, чтобы Бог послал королеве удачу.
После этого Джейн встала, передала кубок Элизе Даррелл и официально попрощалась с придворными. Леди Мария и герцогиня Саффолк отвели ее в спальню; другие дамы шли следом и, получив разрешение оставить королеву, удалились. Дамастовые шторы над дверями были задвинуты, и мир за ними перестал существовать для затворницы.
Джейн в изумлении окинула взглядом спальню, моргая глазами в тусклом свете. Она знала, что время перед родами ей предстоит провести в уединении и ни один мужчина, за исключением короля и духовника, не должен видеть ее, но не догадывалась, что за то время, пока она молилась в церкви и сидела в главном зале, обстановку в комнате поменяли. Стены, потолок и даже окна, кроме одного, были завешены гобеленами; хотя была середина дня, зажгли свечи. В комнате было очень тепло, потому что день выдался жаркий, и первое, о чем попросила Джейн, – это открыть окно и впустить внутрь немного свежего воздуха.
На полу лежали новые ковры, а рядом с роскошной кроватью, где она проведет время, когда будущей матери положено лежать, находилась постель с соломенным тюфяком, на которой она будет рожать. На алом, отделанном горностаевым мехом покрывале с синей бархатной каймой лежали тонкая батистовая сорочка и накидка из алого бархата с горностаевой опушкой – она наденет их после родов. Рядом установили алтарь со Святыми Дарами, чтобы Джейн могла слушать мессы и молиться о заступничестве и помощи Господа и Его Святой Матери во время родовых мук. Буфет был заполнен золотой посудой, на которой ей станут подавать еду. Повитуха в безупречно белом переднике, надетом поверх темного платья, стояла наготове.
Служившие у Джейн мужчины на время оставили свои должности. Их обязанности, пока не пройдут роды, возьмут на себя дамы: они будут выступать в роли дворецких, нарезать мясо, разливать вино. Все необходимое будет доставляться к дверям покоев.
Обстановка получилась немного подавляющая, и Джейн радовалась, что рядом с ней в качестве наперсниц остались ее замужние дамы и сестра Лиззи: они развлекут ее и подбодрят во время родов. Джейн написала матери – попросила приехать, но та оправлялась от летней простуды и не могла совершить долгую поездку из Уилтшира. Джейн готова была отдать все на свете, чтобы видеть мать рядом, ведь та произвела на свет десять детей и была очень опытной. Ее присутствие стало бы большим утешением и подспорьем. Время шло неумолимо, и эйфория, защищавшая Джейн от страхов, ослабевала. Ее сменяли тревожные мысли о том, что роды – опасный процесс, во время которого она сама или ребенок – или, не дай Боже, оба – могут погибнуть. Такое случалось со многими женщинами, претерпевавшими в родах невыносимые муки, а некоторые – Джейн слышала, как дамы шептались об этом, – оставались калеками. Она утешала себя тем, что приглашенная акушерка имеет большой опыт и весьма искусна в своем деле; это была общительная, добрая и умелая женщина. Повитуха готовила для королевы расслабляющие травяные ванны, учила правильно дышать, чтобы справиться с самыми страшными болями во время родов.
– Лучше рожать сидя или на корточках, – говорила она, – потому что если вы ляжете, то будете толкать ребенка скорее вверх, чем вниз, а это труднее.
– Это очень больно? – со страхом спрашивала Джейн.