Джек Бестелесный

Северен: К подозреваемым относится и Марк. Никому точно не известно, где он был, прежде чем его обнаружили на берегу реки.

Морис: Но как сумел бы Вик до него добраться? В отличие от нас всех Марк не присутствовал при его кончине. И не забывайте, ему было всего два года! Папа, ты предполагаешь, что Вик, умирая, проецировал какие-то соблазны. Но соблазнить двухлетнего ребенка невозможно!

Дени: Да. Обычного двухлетнего ребенка.

Филип: И Марк был там. Дядюшка Роги привез его с Терезой в Берлин, так как Поль доставил папу из больницы.

Дени: Да. Поль пытался убедить меня, что я слишком болен, чтобы присутствовать там в тот Страстной Четверг. Но какое-то предчувствие сказало мне, что это наш последний шанс.

Северен: Конечно, при конце Марк не присутствовал, но он был с няней в комнате по ту сторону коридора. A у Виктора достало силы в момент смерти забрать с собой Луиса, Леона и Ивонн…

Морис: Значит, он мог добраться и до Марка?

Дени (со вздохом ): Да.

Люсиль (резко ): Но это слишком чудовищно! Что кто-то в нашей семье прячет в себе дьявола!

Филип: Бретт мертв. Пепельные пятна совпадают с таким же узором на теле заведомой жертвы Виктора Ремиларда. Модус операнди слишком уж странен…

Морис: Папа, а подробности смерти Шэннон и Кирана О'Конноров были опубликованы? Во всяком случае, я не помню, чтобы о них упоминали средства массовой информации. Конечно, Великое Вторжение заслонило все…

Дени: Дядюшка Роги — он практически застиг Вика на месте преступления — знал о Шэннон. Он рассказал мне рано утром на следующий день, и мы привели несколько полицейских в отель, где труп Шэннон был спрятан в стенном шкафу. Санитары, которые забирали тело, безусловно, видели пепельные узоры. Как затем и судебный медик, производивший вскрытие. Кто еще? Служащие похоронной фирмы, которые уложили тело в гроб и закрыли его. Больше никто… Все, кто видел пепельные пятна, не были оперантами. Кроме меня и Роги, разумеется. О причине смерти Кирана нигде не сообщалось. Ну, а расследование… Как сказал Мори, никто ничем, кроме Великого Вторжения, не интересовался. Мы с Роги согласились, что обличать Виктора как убийцу Шэннон бессмысленно. У нас не было прямых доказательств, а он находился в глубокой коме. В конце концов причина ее смерти осталась неустановленной. Вопрос об убийстве даже не вставал! Близких родственников у нее не было. Жерар Трамбле, ее бывший муж, забрал тело из морга, и его кремировали. Не исключено, что Жерар видел пятна, но он давно умер… Виктор оставался в коме и в конце концов был передан на попечение родных, поскольку иначе его пришлось бы содержать в больнице — что еще можно было с ним сделать? — а мы охотно взяли на себя ответственность за него. Судить Виктора за перестрелку на Маунт-Вашингтон было невозможно. Официально его ни в чем не обвинили, потому что сознание своих сообщников он заблокировал, и они не могли давать показания против него. К тому времени, когда попечители занялись этим делом и официально установили, что инициатором нападения был мой брат, его состояние признали безнадежным. Мы получили право отключить аппаратуру, если сочтем нужным.

Филип: И никто из нас не понимал, папа, почему вы этого не сделали.

Люсиль: Вы все видели, что тело Виктора не разрушалось. Даже без мышечной стимуляции, получая самое простое питание и воду, он сохранял внешность здорового человека. Нервная система функционировала прекрасно, энцефалограмма показывала нормальные чередования сна и бодрствования, а также словно бы мыслительные процессы, хотя он был не способен на произвольные движения и на общение — и словесное и метапсихическое. Он жил и как будто мыслил. О чем он думал, был ли он в здравом рассудке или безумен — никто определить не мог. Он полностью утратил связь с внешним миром.

Северен: Так почему же вы…

Дени: Потому что, пока он оставался жив, я мог надеяться, что он раскается. Пожалеет о том, что сделал. И мне казалось, что он не готов к смерти. Ведь он мог в любой момент остановить жизненные процессы одним усилием воли.

Морис: Папа, что ты говоришь!

Дени: Никто из вас, детей, не знал истинной тяжести грехов моего брата. Это было известно лишь немногим. Теперь, видимо, мне придется вам рассказать… но не сегодня.

Северен (негромко ): Он был чудовищем, но обречь его на подобное…

Морис: Каждый год, каждый Страстной Четверг, ты заставлял нас всех навещать его. Мы не знали истинной причины, почему ты соединял нас в метаконцерте, почему ты своим принуждением фокусировал нашу общую психосилу, подчиняя нас себе.

Дени (устало ): Чему это помогло бы? Узнать, что мой бедный брат обрек себя на вечное проклятие? Ведь сделать это с собой мы можем только сами. Мы сами творим собственный ад. Но пока он был способен мыслить и не испытывать физической боли…

Северен: Оставаясь в одиночном заключении? Ты к этому приговорил Вика, папа?

Дени: Я поступал по велению совести. Как требовали мои религиозные убеждения.

Филип: Ах, папа! Если бы ты открыл нам правду! Ты ошибался! Какие бы преступления ни совершил твой брат, у тебя не было права…