— И я верю.
— Но я не хочу из-за них садиться за решетку.
— И много ты знаешь адвокатов, которые сели за решетку?
— Кое-кого знаю. И потом, мы же с тобой сейчас не в Олбани.
— Я уже давно тебе говорил, что в душе ты вор.
— При чем тут это? О воровстве же речь не идет.
— Верно. Я просто тебе предлагаю. Можешь не соглашаться, если не хочешь.
И Джек достал из внутреннего кармана пиджака длинную изящную коробочку и, остановившись под фонарем, раскрыл ее: брильянты, кольца, ожерелья. Какой-то вор украл их, продал, и они попали к Джеку, вездесущему Джеку, который теперь хотел перепродать их в Европе. Я понимал, что сам он эти драгоценности не украл. И не потому, что Джек был выше этого, — просто занимался другим. Грабежом он больше не промышлял; подростком воровал, но неудачно и со временем выучился тому ремеслу, что больше всего соответствовало его таланту, — не воровать, а угрожать.
— Много места они не занимают, — сказал Джек.
Я кивнул и ничего не ответил.
— Хотел сбыть их в Брюсселе, но держать их столько времени у себя опасно… Нет, ты только взгляни! — И он вынул из коробки рубин. — Знаменитая, говорят, штука, а владелец вроде бы еще более знаменит, чем камень.
— Нет, это не для меня.
— В моем чемодане для этих игрушек есть специальное отделение. Пронести их через таможню ничего не стоит. Только не мне. Мне сейчас рисковать никак нельзя.
Я подбросил рубин на ладони. У ПРЕУСПЕВАЮЩЕГО АДВОКАТА ШТАТА НЬЮ-ЙОРК ОБНАРУЖЕН ЛЮБИМЫЙ РУБИН МИССИС АСТОР.[26]
А может, миссис Карнеги?[27] Или вон той харкающей старухи аристократки?— Если не возьмешь, я их утоплю. Прямо сейчас.
— Утопишь?!
— Выброшу за борт.
— Господи, зачем? Почему не спрятать их куда-нибудь в люстру, а потом преспокойно забрать? Обычно ведь это так делается?
— Пропади они пропадом! Не хочу больше возвращаться на эту проклятую посудину, будь она неладна. Она мне приносит несчастье. Кто-то, видать, меня здесь сглазил.
— Сглазил? Ты что же, веришь в сглаз?
— Еще бы. Хорош бы я был, если б не верил. Короче, берешь или нет?
— Нет.
Он направился к поручням, и я поплелся за ним, ожидая очередной уловки. Должен же он сыграть на моей любви к деньгам?
— Хочешь посмотреть? — подозвал он меня и, не успел я подойти, как он наклонил коробочку, и драгоценности, одна за другой, попадали в море, исчезая в темноте задолго до того, как они долетали до воды. Джек перевернул коробочку верх дном, и еще несколько камней растаяли во тьме. Вытряхнув из коробки все ее содержимое, он посмотрел на меня, а затем, по-прежнему не сводя с меня глаз, швырнул за борт и ее. Коробка запрыгала по воде, перевернулась (она была белая, и мы ее видели), и чернота за бортом ее поглотила.
Поднявшись на следующее утро в ресторан, я застал Джека в одиночестве сидящим за карточным столиком, где Красавчик Уилли по вечерам раздевал «клиентов». Поев, я подошел к Джеку, который раскладывал пасьянс, сел напротив него и сказал:
— Я собирался сойти в Англии и вернуться домой, а теперь передумал: останусь.
— И правильно. А почему передумал?
— Не знаю. Может, из-за драгоценностей. Я решил, что тебе можно доверять. Я ошибаюсь?
— Мне можно доверять во всем, кроме двух вещей: женщин и денег.
— И все-таки я хочу, чтобы ты мне ответил на вопрос: «Что случилось с Чарли Нортрепом?» Ничего, что я спрашиваю?
Джек помолчал с минуту, а затем очень серьезно сказал:
— Думаю, он мертв. Но точно не знаю. Если даже он и мертв, это не убийство. В этом я уверен.
— Ты говоришь правду?
— Даю слово… Говорю то, что знаю.
— В таком случае придется тебе поверить. Сдай карты.
Он взял колоду и помешал ее. «В очко?» — спросил он и сдал втемную себе и мне. У меня было восемнадцать, у него двадцать, что он мне тут же, не успел я сделать ставку, продемонстрировал. Я с изумлением посмотрел на него, но он произнес только одно слово: «Смотри», после чего сдал в открытую шесть раз, мне и себе. За все шесть сдач я ни разу не набрал больше семнадцати, а он — четыре раза двадцать и дважды — «очко».
— Недурно. Тебе всегда так везет? — поинтересовался я.
— Карты крапленые, — ответил он. — Никогда не играй в карты с шулером. — Он подбросил колоду, откинулся в кресле и посмотрел на меня. — Думаешь, это я убил Нортрепа?
— Ты же говоришь, что не ты. Я тебе верю.
— Ты меня не убедил.
— Вот видишь, а ты меня, наоборот, убедил.
Он надел пиджак и встал.
— Пошли на палубу. Я расскажу тебе пару историй.
Я последовал за ним, и мы пришли на то самое место, где он выбросил в море драгоценности. Кроме сидевшей в шезлонге старухи, той самой, кругом, как всегда, никого не было. Лучшего места для конфиденциального разговора было не найти.
— Как поживаете, мадам? — спросил Джек у старой аристократки, которая сдвинула было брови, сочтя, очевидно, этот вопрос оскорбительным, но затем успокоилась и взглянула на Джека как на пустое место. Джек пожал плечами, и мы, облокотившись на поручни, стали смотреть на волны и на пенящийся след за кормой.
— Я как-то из-за крапленых карт утопил одного парня, — сказал Джек.