Джек-Фауст

- На, попробуй немного.

- Что это? - спросил Хуан, беря трубку.

- Называется «табак».

Табак считался новым чудом. Каждому хотелось попробовать его. Сознавая, какая честь ему оказана, Хуан осторожно набрал столько дыма, сколько могли удержать его легкие. У него закружилась голова. Когда он выдохнул дым, весь окружающий мир поплыл, и ему показалось, что он парит над палубой. Он протянул трубку обратно Гавилану. Спустя некоторое время тот спросил:

- За что тебя посадили?

- Поставлял оружие баскам и коммунистам. В горы.

Воцарилось молчание. Затем снова прозвучал голос Гавилана:

- Тебе бы не стоило мне об этом рассказывать.

Хуан пожал плечами.

- Все равно в магистрате обо всем известно. Вот они и предоставили мне выбор - тюрьму или Армаду.

Долгое время оба молчали. Затем Гавилан заметил:

- Меня послали передать, что тебя ждут внизу, в машинном отделении, у котлов на корме.

- Хорошо. - Хуан начал складывать одеяло.

- Подожди. Ты не спросил, кто зовет тебя туда.

Хуан вопросительно посмотрел на собеседника.

Гавилан провел ладонью по голове, намекая на лысину.

- Он будет ждать тебя за прямо за дверью. Вряд ли тебе очень понравится то, что ему от тебя нужно.

Хуан похолодел, а потом его бросило снова в жар. Однако он знал, что этого не избежать. Теперь он понимал, что существуют вещи, которых ждешь, не надеясь ни на чью помощь. Наконец он произнес:

- Дело не в том, чего от меня хотят, а в том, как этого от меня добиваются.

Они обменялись взглядами, быстрыми, как птицы. Гавилан протянул руку и коснулся рыжих локонов Хуана. И, улыбнувшись, сказал:

- Откуда ты попал сюда?

Отец Хуана был ирландским моряком; потеряв ногу при разгрузке товара в Барселоне, он затем скитался по стране в поисках работы. Довольно долго он оставался в Виладе, где мать Хуана произвела на свет троих детей, а потом снова отправился дальше. Однако Хуан об этом ничего не сказал, только убрал свою голову из-под руки мулата.

- Тебе нужно какое-нибудь оружие, - сказал Гавилан, пошарил под курткой и вытащил длинную цепь. - Оберни вокруг руки, так, чтобы не свисала. Сделай петлю, а другой конец держи в кулаке. Ты можешь крепко надавать ему, если понадобится, и никто не пожалуется. Только не убей. Если ты его убьешь, дон Себастьян свяжет хорошенько твой труп и выбросит его за борт.

Хуан стоял у машинного отделения, радуясь темноте. Ближайшая электролампочка не горела или ее разбили, поэтому свет сосредоточился вдали по коридору. Он положил одну руку на дверь. На другую он бесшумно накручивал цепь, до тех пор пока не почувствовал четкий захват.

Затем он пинком открыл дверь и единым плавным движением развернулся и занес руку назад. Нанеси первый удар в лицо, так сильно и яростно, как сумеешь. Пусть цепь обернется вокруг головы гиганта. Затем врежь снова. Толкни ублюдка рожей вниз и подставь колено, чтобы тот ударился лицом. А после все будет не сложнее, чем побить пьяного дубинкой.

- Ты у меня получишь, сволочь! - страшным голосом процедил он.

Но тут произошло нечто ужасное.

В кромешной тьме, где должен был находиться гигант, оказалась нелепая фигура, размалеванная как персонал commedia dell’arte , ухмыляющаяся во весь рот. Ее лицо представляло собой только подбородок и выступающий нос, желтые зубы и злобу. Одет он был как английский адмирал. От него веяло абсолютным, безграничным злом. Невозможно было ошибиться, кто это был на самом деле.

- О Святая Анна, спаси и сохрани! - закричал Хуан, отпрянув.

- Привет, Хуан, - поздоровался Искуситель. - Рад, что ты ответил на мой зов.

- Пожалуйста… - прошептал Хуан, роняя цепь из трясущейся руки.

Темнота все больше сгущалась, и наконец перед глазами Хуана осталось только бледное лицо, как лодчонка, прыгающая в бесконечном ночном море. Две руки в перчатках появились ниоткуда, чтобы пребольно и цепко схватить Хуана за плечи.

- Позволь объяснить тебе, - проговорил Рогатый, - природу истории.

- Что?

- Первым делом тебе необходимо знать, что история почти всегда творилась в кромешной тьме. Второе… ладно, не будем забегать вперед. Я могу в совершенстве подытожить твои уроки тремя dicta [24] . А ты поймешь? Нет. Голословное утверждение теряет силу и убедительность опыта. Так что теперь я собираюсь продемонстрировать.

Мировая Скорбь поджала губы и извергла длинный розовый язык. Хуан не мог пошевелиться. Язык простирался все дальше и дальше, невообразимо далеко. При его приближении Хуан затрепетал. Кончик языка убрался назад, затем стремительно скользнул вперед, как змея. И ударил Хуана в середину лба. Его череп раскололся как яичная скорлупа.

Когда он открыл глаза, миновало трое суток, и уже был виден английский флот.

- Мне привиделся ужасающий сон, - сказал Хуан.

- Не рассказывай, - предостерег Гавилан и перекрестился, а потом сплюнул куда-то вбок. - Плохие сны означают неудачу. Забудь, что его видел, и, быть может, мы выживем в эти страшные дни.

Он легонько стиснул Хуана, а тот погладил большим пальцем узорный шрам на руке своего друга, бывший, как он теперь знал, клеймом. Затем всех созвали на палубу, чтобы выслушать адмирала.