Джек и Джилл

пела она за работой старинный гимн, продвигаясь со своими нехитрыми инструментами с верхнего этажа на лестницу, а затем — в нижние комнаты и везде оставляя за собой свежесть, порядок и чистоту. Перед дверью гостиной девочка немного помедлила. Эта комната ей не нравилась. Как и во многих других провинциальных домах, обстановка здесь отличалась унылой чопорностью и холодностью. Красоты никакой, уюта — еще меньше. Вдоль стен комнаты выстроилась жесткая и неудобная мебель, набитая конским волосом. На столе лежали книги в подарочных изданиях, альбомы, салфетка из грубой шерстяной ткани, на которой была помещена безобразная, но солидно выглядевшая лампа. Каминная полка с фарфоровыми вазами, розовыми ракушками и вечно стоявшими часами тоже не радовала глаз. Ковер на полу отличался яркой тревожной расцветкой, аляповатость которой усугублял царивший здесь полумрак, ибо ставни в гостиной оставались закрытыми почти всю неделю. Этой комнате была уготована судьба спать мертвым сном, изредка пробуждаясь лишь ради какого-нибудь Очень Важного События.

Мэри с удовольствием навела бы здесь красоту и уют, но ни о каких переменах ее мама даже слышать не желала, и девочка, хоть и с большим сожалением, была вынуждена отказаться от своих планов, а ведь она весьма живо представляла себе, как все могло бы измениться в их гостиной к лучшему, появись на стенах комнаты красивые гобелены и картины, на окнах — портьеры, на каминной полке — изящные безделушки, а на полу — вместо того безобразия, что его устилало, радующие глаз коврики. Но так как об этом девочке оставалось только мечтать, то она попросту терпеливо проветривала и убиралась здесь, мысленно обещая себе, что, если у нее когда-нибудь появится собственная гостиная, она не будет иметь ничего общего с этим склепом.

Другое дело столовая. Ее Мэри удалось обустроить по своему вкусу. Правда, и здесь миссис Грант до того неохотно сдавала позиции, что Мэри вносила свои изменения очень постепенно и в какой-то момент сама удивилась, увидев совершенно преобразившуюся комнату. А начало этому преображению положили горшки с цветами. Мистер Грант купил их для дочери в таком количестве, что Мэри хватило не только заполнить ими в три ряда глубокий и широкий оконный эркер, но еще и подвесить несколько растений в корзинах сверху. В итоге у нее получился прекрасный маленький зимний сад.

Наученная первым неудачным опытом со своей собственной комнатой, девочка не стала здесь торопиться и делать сразу все, а сосредоточилась на одном уголке. Благодаря ее усилиям эркер превратился в столь уютное место, что братья прозвали его «беседкой Мэри»; протестовавшая поначалу против цветов миссис Грант признала, что если они растут в горшках, то от них «выходит больше красоты, чем грязи»; мистер же Грант не уставал любоваться «своей малышкой», когда та, разложив книги на маленьком столике, устраивалась здесь позаниматься, сидя на низком стульчике. Окончательный уют «беседке» придала лампа, обнаруженная девочкой на чердаке среди бабушкиных вещей. Мэри тщательно следила за фитилем лампы, и свет ее ярко и ровно ложился и на зеленую арку из плюща, венчавшего эркер, и на побеги настурции, обрамлявшие старое оконное стекло, и на лицо хорошенькой девочки, склонившейся над учебниками… Картина была столь благостной и умиротворяющей, что мистер Грант стал все чаще читать свою газету, располагаясь неподалеку от дочери, а вскоре и миссис Грант облюбовала себе здесь уголок с кушеткой, на которой вытягивалась, передыхая от многочисленных хлопот по дому. Предпочли обаяние этого места неуютной кухне и братья Мэри, подолгу засиживавшиеся теперь в столовой после напряженных дневных трудов.