Джек Лондон: Одиночное плавание

«Второй капитан, — замечает Лондон, — был сердит. Он родился сердитым». А «третий капитан был до такой степени криводушен, что по своей кривизне мог сравняться с пробочником. Правды он не говорил никогда, понятия о чести у него совсем не было, и он был так же далек от прямых путей и честных поступков, как был далек от настоящего курса». На самом деле речь идет об одном и том же человеке — о капитане Уоррене, который вел «Снарк» от Гавайев к Маркизским островам, а затем по водам архипелагов Полинезии. Он был действительно мрачный субъект, однако дело свое знал, что бы писатель ни говорил о нем. Но, — как пишет Лондон, — «в Сува, на островах Фиджи, я рассчитал своего третьего капитана и снова взялся за роль морехода-любителя». Почему так произошло — история темная. Скороговоркой упоминается, что Уоррена уличили в краже, но вроде бы простили. Похоже на то, что он ушел все-таки сам.

Расставание с Уорреном ознаменовало начало последнего этапа путешествия. От Фиджи мореплаватели направились к Новым Гебридам, а оттуда к Соломоновым островам.

«Страшные Соломоновы острова»: 1908—1909

У Лондона есть рассказ «Страшные Соломоновы острова». Рассказ ироничный, веселый и написан (или задуман) был тогда, судя по всему, когда писатель находился в тех местах, о которых писал. Главный герой, изнеженный западной цивилизацией молодой человек, оказался на островах волею случая, но нескольких недель, проведенных там, было достаточно, чтобы он перепугался почти до смерти и уверовал, что они действительно «страшные».

Едва ли Лондон считал острова такими уж «страшными», хотя и писал Стерлингу: «Последние три-четыре месяца “Снарк” путешествовал по Соломоновым островам. Что ни говори, но это, похоже, и в самом деле самая дикая часть света. Охота за головами, каннибализм и смертоубийство здесь свирепствуют. Есть острова, где ни днем ни ночью нельзя расставаться с оружием — мы и не расставались и обязательно, сменяясь, дежурили по ночам. Однажды Чармиан и я решили прокатиться на лодке вдоль острова Малаите. Нас сопровождали местные. Мы встретили туземцев: мужчины и женщины, они шли голышом, но были вооружены луками, стрелами, копьями, томагавками, палицами и винтовками. На берег мы сходим всегда только с оружием, и нас не только обязательно прикрывают с вельбота, но и заранее разворачивают его носом в море»[229].

Однако именно Соломоновы острова положили конец кругосветному путешествию. Причина — болезни. Они поразили всех участников экспедиции. Лондон пишет: «Самый воздух Соломоновых островов словно пропитан каким-то ядом… Достаточно укуса москита, незначительного пореза, самой пустой царапинки, чтобы образовался нарыв… Нарыв вскрывается, образуется язвочка, которая с поразительной быстротой разъедает кожу. Едва заметный нарывчик с булавочную головку становится на второй день язвой в маленькую монету, а через неделю ее уже не покроет серебряный доллар».

Никто из экипажа «Снарка» не избежал этой напасти. Вдобавок все заразились малярией — «Снарк» от крушения спасало лишь то, что приступы у членов экспедиции случались в разное время, иначе корабль вести было бы некому.

Разумеется, лихорадка не миновала и Лондона. Но ему пришлось хуже всех. Позднее он вспоминал: «Из всех больных на судне… я был в наихудшем положении. С первым встреченным пароходом я отправлюсь в Австралию и сразу лягу на операционный стол. Из числа моих болезней (не главных) я должен упомянуть об одной, очень таинственной. За последнюю неделю руки у меня распухли как от водянки. Сжимать их было трудно и болезненно. Тащить канат — совершенная пытка. Ощущение такое, точно они отморожены. Кроме того, кожа сходит с них с угрожающей быстротой, а новая, которая вырастает, твердая и толстая».

Что это за болезнь, никто не знал. Но даже в таком состоянии, свидетельствует Чармиан, он продолжал сочинять и выполнял свою ежедневную норму в тысячу слов. Так прошел сентябрь, наступил октябрь.

Писателю становилось только хуже. Жена начала опасаться самого страшного. На шхуне торговцев копрой они покинули «Снарк», оставив яхту под надзором Мартина Джонсона и японцев (кока и боя). Затем пересели на пароход и добрались до Австралии, в Сидней. Там Джека немедленно поместили в госпиталь.

Пять недель провел Лондон на больничной койке, а потом, по его словам, еще «пять месяцев провалялся больной по гостиницам».

«Таинственная болезнь, изуродовавшая мои руки, — писал Лондон в «Послесловии» к «Путешествию на “Снарке”», — оказалась не под силу австралийским знаменитостям. В истории медицины она была неизвестна. Нигде и никогда о ней не упоминалось. С рук она перешла на ноги, и временами я был беспомощнее ребенка. Иногда руки мои увеличивались вдвое, и семь слоев омертвевшей кожи сходило с них. Иногда пальцы на ногах в течение двадцати четырех часов распухали до такой степени, что толщина их равнялась длине. Если их обчищали, они через двадцать четыре часа были точно такими же».