Джек Лондон: Одиночное плавание

В Эквадоре Лондоны задержались на месяц, оттуда на другом пароходе добрались в Панаму и уже из Панамы, на третьем, — в Новый Орлеан, откуда по железной дороге — в Калифорнию.

* * *

В конце июля они, наконец, вернулись домой, в Глен Эллен. В отсутствие Джека всеми его делами, напомним, заправляла Нинетта Эймс и совершенно их запутала. К тому же, она полагала, что может распоряжаться деньгами Лондона так, как ей заблагорассудится (перед отъездом в Австралию он оформил на нее доверенность), и себя, надо сказать, не забывала — чего стоит только бриллиантовое колье, которое она приобрела за 800 долларов! В конце концов, имеет право: она так устала, занимаясь чужими делами! Впрочем, как помним, Лондон платил ей и зарплату. Поначалу (видимо, стесняясь) она определила ее размер в десять долларов ежемесячно, потом (по согласованию с Джеком) жалованье увеличилось до двадцати; в 1909 году, уже самостоятельно, она подняла его до тридцати. К тому же за комнаты, которые в ее доме занимали Чармиан и ее супруг, она взимала аренду по средней рыночной стоимости. Разумеется, в их отсутствие тоже (комнаты же пустовали!). Она отремонтировала дом за счет Джека, поменяла коммуникации (и не только в той части, что занимали супруги). Надзирала за постройкой амбара и хозяйственных строений, которые были необходимы Джеку.

Пристраивать рукописи, которые он присылал, тоже было ее заботой. И здесь она напортачила: умышленно или нет (скорее первое) она умудрилась продать некоторые рассказы одновременно нескольким журналам. Ладно, если бы это вызвало только вполне понятное неудовольствие издателей. У этого были иные последствия: цена на рассказы упала. И связано это было с тем, что Нинетта Эймс завела обычай торговаться с журналами — кто предложит больше[232]. Вышло, как видим, — наоборот.

Впрочем, случались у нее и удачи: незадолго до возвращения Джека и Чармиан из плавания ей удалось очень выгодно пристроить в Overland Monthly «Мартина Идена». Журнал заплатил огромную сумму за право публиковать роман выпусками: семь тысяч долларов. Вскоре «рекорд» будет побит, но на тот момент это была ошеломляющая цифра.

Она же втягивала Лондона в операции с землей (совсем не исключено, что имела со сделок какие-то проценты). Надо сказать, Джек не возражал: после покупки первого участка в Лунной долине (в 130 акров) на протяжении нескольких последующих лет он постоянно увеличивал собственные угодья. Пока писатель отсутствовал, с подачи Нинетты его земли приросли 80 акрами виноградников. Через некоторое время миссис Эймс приобрела ранчо в 110 акров. Вскоре после возвращения писатель добавил к своим владениям еще 150 акров, а потом еще и еще. К 1913 году он превратился в крупнейшего землевладельца в округе Сонома: принадлежавшие ему пространства разрослись почти до 1400 акров (а это более 560 гектаров) пастбищ, лесов, полей и холмов!

Откуда это стремление к преумножению земель? Уже давно Джека Лондона охватило страстное желание создать «Ранчо Красоты». А места там действительно удивительно красивые. Лунная долина и сейчас — один из самых живописных уголков Калифорнии. Если прежде писатель приобретал земли от случая к случаю, то после возвращения из плавания это явно приобрело целенаправленный характер.

Вернувшись домой, Лондон решил отделиться от тетушки Нинетты. Трудно сказать, что было тому причиной — то ли ее навязчивость, то ли что-то другое. На одном из купленных в его отсутствие участков (ранчо Ла Мотт), на приличном расстоянии от Глен-Эллен, среди виноградников стоял большой фермерский дом. Джек нанял рабочих, здание подновили, немного перестроили — обнесли широкой верандой, и писатель с Чармиан и Накатой поселился там. И тут же взялся за работу — долги росли, поступления от журналов и издателей их не покрывали.

Ирвинг Стоун высказал такое предположение: «Джек нарочно не вылезал из долгов, потому что это шло на пользу работе». Предположение, конечно, звучит довольно абсурдно. Уж чего-чего, а склонности к мазохизму у писателя точно не было. Однако биограф совершенно прав, утверждая: «После издания двадцати томов (к 1910 году их примерно столько и было) всепоглощающий восторг творчества несколько притупился, теперь он выполнял ежедневную норму под давлением обстоятельств». И надо ли удивляться тому, что написанное по возвращении из плавания на «Снарке» весьма неравноценно. Но тем не менее водворение в доме с террасами знаменовало, пожалуй, еще один из самых плодотворных периодов творчества. Какими бы мотивами писатель при этом ни руководствовался.

Если раньше он установил себе ежедневную норму — тысяча слов с утра, потом полторы, то теперь решил ее увеличить до двух тысяч и за столом работал дольше, обычно до часу дня. Хотя «Мартин Иден», вышедший вскоре, поначалу был встречен довольно прохладно, Лондон пришел к выводу, что романы сочинять все-таки выгоднее, чем рассказы, и снова засел за роман. Это было очередное возвращение к «северной теме». Далеко не единственное и уж точно не последнее. Роман получил название «Время-Не-Ждет»[233].