Кстати, по поводу «стесненных обстоятельств». Никогда прежде Лондоны не жили так плохо, как в годы, когда Джонни завершал обучение в школе. Поначалу (как всегда!) все складывалось неплохо. Жилье, как помним, им подыскали Шепарды неподалеку от собственного. Дом был большой, с лишними комнатами. А рядом — буквально в квартале — находилась текстильная фабрика, хозяева которой «выписывали» работниц (молоденьких незамужних девушек) с Востока США и из-за границы, из Шотландии. Естественно, они нуждались в жилье. И в голову Флоры пришла очередная блестящая идея: организовать в своем доме пансион для работниц. Идея действительно замечательная и сулила твердый и постоянный доход. Флора договорилась с владельцами фабрики, и те, разумеется, ухватились за эту возможность. Сначала девушек было немного — пять или шесть. Довольно быстро их число возросло до двадцати. Как всегда, в начале каждого своего предприятия Флора работала энергично, даже самоотверженно. Затем встал вопрос о расширении дела. Был взят в аренду участок земли по соседству, и плотники во главе с ее мужем возвели дополнительное дощатое строение для пансионерок. А по истечении нескольких месяцев всё дело рухнуло.
Виновата в крахе была, разумеется, Флора — именно она управляла предприятием и его финансами. Джоан Лондон и Ирвинг Стоун в своих книгах недоумевали, куда же Флора подевала деньги, на что растранжирила. А то, что она их растранжирила, — установленный факт: сначала платила по закладным исправно, но вдруг просрочила один платеж, следующий… и так несколько месяцев подряд. Плату с пансионерок, однако, получала вовремя. Закончилось всё как обычно: с делом пришлось расстаться, а семья переехала в район, где жила последняя беднота.
Один из позднейших биографов писателя раскопал-таки, на что Флора тратила деньги. Она играла в китайскую «быструю» лотерею (китайцев, завезенных в 1860-х годах на строительство трансконтинентальной железной дороги, жило на Западе много, имелся свой «Чайна-таун» и в Окленде)[41]
. Видимо, Флора просто не в силах была расстаться со своей идеей — разбогатеть быстро. Финансовый крах стал закономерным финалом ее очередной авантюры.В результате семья осталась совершенно без средств к существованию. Тем более что Джон Лондон нигде не работал, занимаясь пансионом. Теперь он находился в поисках работы, а Флора вернулась к спиритическим сеансам. Пришлось работать и Джонни.
Как мальчик относился к необходимости трудиться? На этот вопрос ответил он сам десять лет спустя — в письме своей возлюбленной Мэйбл Эпплгарт:
«В восемь лет я впервые надел нижнюю рубашку, купленную в магазине. Долг! В десять лет я уже торговал на улице газетами. Каждый цент отдавался в дом. В школу я ходил, мучительно стыдясь своих ботинок, одежды, шапки. Долг! Из-за него у меня не было детства. На ногах с трех утра, чтобы успеть разнести газеты. Потом, не заходя домой, сразу в школу. Кончались уроки, а меня ждали вечерние газеты. По субботам я помогал развозить лед. По воскресеньям я ставил кегли в кегельбане для пьяных голландцев. Долг! Я отдавал каждый цент и был одет как пугало»[42]
.Хотя в «исповеди» Лондона и есть преувеличения (в десять лет он еще газетами не торговал), но в целом приведенные строки позволяют судить и о его отношении к необходимости работать, и о материальном положении семьи (по крайней мере тогда, когда провалилась затея с пансионатом).
Получал младший Лондон мало: три-пять долларов в месяц за газеты, двадцать-тридцать центов в день за кегли. Почти все деньги (за исключением какой-то мелочи, вырученной за лишние газеты и чаевые от посетителей кегельбана) он действительно отдавал матери. Игрушек ему не покупали, да в рабочей среде и не водилось такого обычая. Но какой мальчишка может обойтись без перочинного ножа, сластей и стакана лимонада?[43]
Ирвинг Стоун пишет: «Лишние газеты он выменивал на вложенные в пачки сигарет серии картинок с изображениями знаменитых скаковых лошадей, парижских красоток, чемпионов бокса. Собрав полный комплект, Джек мог получить взамен вожделенные сокровища, на покупку которых его сверстникам родители давали деньги».Что касается «картинок», о них вспоминает также и Аттертон — многие одноклассники увлекались подобным коллекционированием. А вот следующая фраза: «Он стал заправским торгашом, что весьма пригодилось ему впоследствии, когда нужно было вытягивать из издателей деньги за рассказы» — уже на совести биографа. Впрочем, может быть, в какой-то степени он был и прав. Во всяком случае, источник информации биографа очевиден — это автобиографическая книга Лондона «Джон Ячменное Зерно», в которой можно встретить такие признания: