Джек Лондон: Одиночное плавание

Мисс Уэллман требовала, чтобы ее называли миссис Чейни, хотя в действительности таковой являлась вряд ли: документов о регистрации брака не найдено[8]. Скорее всего, их и не существовало, поскольку Уильям Чейни официально был женат (к тому времени уже в четвертый раз). Впрочем, к такому положению вещей «миссис Чейни», а тем более мистер Чейни относились спокойно. Мать будущего писателя годилась «профессору» в дочери, хотя ей и сравнялось уже тридцать и ее спутник явно не был первым мужчиной в ее жизни. Но женщины — всегда женщины! И в роли жены она, конечно, воспринималась куда респектабельнее, нежели сожительницы. К тому же «профессор» был весьма импозантен: высокий, смуглый, с густой бородой и шевелюрой, тронутой благородной сединой, с пронзительным взглядом темных глаз. Прекрасный оратор с глубоким бархатистым голосом. Правда, богат не был. Зато — очень умный. Это признавали все, кто когда-нибудь с ним общался.

Они поселись в дешевых меблированных комнатах. Она давала уроки музыки и устраивала спиритические сеансы. Он много читал и писал — статьи и брошюры, составлял гороскопы. Время от времени выступал с лекциями. В такие дни его «вторая половина» ему помогала: взимала плату со слушателей и следила за порядком.

Такая жизнь продолжалась до конца мая — начала июня 1875 года. Где-то в этот период Флора сообщила «супругу», что беременна, и тот 3 июня разорвал с ней отношения.

В большинстве жизнеописаний Джека Лондона поступок Чейни объясняют примерно одинаково: не хотел ребенка и просто-напросто сбежал от ответственности. Тем более что «послужной список» астролога, в котором были пять супружеств с последовательными бегствами от жен, множество внебрачных связей и не было ни одного ребенка, — об этом авторы жизнеописаний сообщают подробно — иного не предполагал. Если, конечно, Уильям Чейни действительно являлся отцом ребенка. А вот здесь существуют серьезные сомнения. Начать с того, что Чармиан Лондон, жена писателя и автор весьма подробной его биографии, уделив большое внимание предкам супруга по материнской линии, совершенно проигнорировала линию отцовскую и о предках Джека Лондона с этой стороны даже не упомянула. Довольно странно. Хотя бы потому, что мистер Чейни, как видим, был человеком незаурядным, к тому же обладал даром сочинителя — в молодые годы написал и опубликовал несколько романов и рассказов. Вполне логично было бы объяснить писательский дар Лондона наследственным. Тем более что со стороны матери даже мало-мальскими литературными способностями никто отмечен не был. Судя по всему, Чармиан не считала астролога отцом супруга. И эта убежденность (как и основная информация в жизнеописании мужа) исходила от самого Джека Лондона. А вопрос: «Кто мой отец?» — его явно мучил. В 1897-м, в возрасте двадцати одного года, он разыскал У. Чейни (тот жил тогда в Чикаго) и, по секрету от матери, написал ему письмо, в котором спросил, является ли тот его отцом. При этом уверил адресата, что «сохранит всё в молчании и тайне». В ответном письме предполагаемый родитель решительно отказался от отцовства.

«Я никогда не был женат на Флоре Уэллман, — писал Чейни, — но с 11 июня 1874 года по 3 июня 1875 года мы жили вместе. В то время я не мог быть ей мужем: сказались лишения, нужда, чрезмерная умственная работа. Отцом вашим, следовательно, я быть не мог и кто ваш отец, не знаю». А также сообщал: «В свое время я был весьма нежно привязан к Флоре, но наступили дни, когда я возненавидел ее со всей силой, на какую способен страстный человек. Как многие, кто побывал в подобных обстоятельствах, я даже собирался убить ее и себя самого. <…> В газетах писали, будто я выгнал ее из дому за то, что она не соглашалась сделать аборт. Статья была перепечатана и разослана по стране. В Мэне ее прочли мои сестры, и две из них стали мне врагами. Одна умерла, убежденная, что я виноват. Вся родня, за исключением одной сестры в Портленде, в штате Орегон, — мои враги, которые по сей день клянут меня за то, что я их опозорил. В то время я напечатал брошюру, где приводилось полученное от начальника полиции донесение сыщика. Из него было ясно, что меня оклеветали».