Джек Лондон: Одиночное плавание

В Калифорнию он попал волей случая и семейных обстоятельств. Родом из Пенсильвании, из простой фермерской семьи, в 17 лет он устроился обходчиком на железную дорогу, работником был добросовестным, и уже в девятнадцать его поставили старшим обходчиком. Тогда же он счастливо женился. С супругой они нажили 11 детей (двое из них умерли в младенчестве). Потом сражался добровольцем на Гражданской войне Севера и Юга. Воевал за северян, несколько раз был ранен, в результате последнего потерял легкое. В то время орденами не награждали, но таким, как он, государство дарило землю. Получил надел и Джон Лондон — на плодородном Среднем Западе, в штате Айова, возле города с милым каждому русскому человеку названием — Москва. Обрел дело, которое приносило ему радость и удовлетворение, — фермерство. «Человеком полей» назвала его Чармиан Лондон в своей книге[14] — очень точно. Таким он и был: знал и любил землю, умел за ней ухаживать, а она платила ему сторицей, и он был счастлив. Но… сначала умерла жена. Потом сын получил травму, вызвавшую легочный процесс. Джон продал землю и с младшими детьми (двумя девочками и мальчиком — старшие уже были пристроены) поехал в Калифорнию, в надежде на исцеление ребенка. Ехать ему нужно было, конечно, на юг Калифорнии, куда-нибудь в Сан-Диего или Лос-Анджелес, а еще лучше — в Техас, в район Сан-Антонио. Но он оказался в Сан-Франциско, влажный переменчивый климат которого убил мальчика. Мужчина остался наедине со своим горем и двумя девочками на руках. Тогда он и повстречался с будущей второй женой.

Есть основания считать, что впервые встретились Джон и Флора всё же не на спиритическом сеансе, а в доме Вирджинии (Дженни) Прентисс — чернокожей кормилицы маленького Джонни. Дело в том, что мать (вследствие перенесенной болезни или по причине общей ослабленности организма) не могла вскармливать сына — грудного молока у нее не было. Врач настоял на кормилице и дал адрес миссис Прентисс, потерявшей в родах ребенка. Муж ее, плотник, тоже был ветераном Гражданской войны, как свидетельствует один из биографов писателя, работал вместе с Джоном Лондоном, который в Сан-Франциско подвизался на том же поприще[15]. Скорее всего, у Прентисс и произошла первая встреча двух одиноких сердец.

Мисс Флора Уэллман превратилась в миссис Флору Лондон 7 сентября 1876 года. Правда, на брачном свидетельстве она поставила другую подпись: «Флора Чейни» (на что, разумеется, никакого права не имела, поскольку «миссис Чейни» никогда не была). Но, в отличие от восточных и южных штатов, в Калифорнии в то время сведения записывались со слов брачующихся, без подтверждающих документов. Не то чтобы своим гражданам этот штат доверял больше, чем другие, просто на Западе традиции несколько иные — более демократичные. Тогда же «молодая» перебралась в квартиру мужа — в рабочем районе Сан-Франциско, к югу от Маркет-стрит. Через несколько дней в квартире водворились и его дочери, до этого жившие в приюте. Старшую звали Элиза, ей было тогда восемь лет, и она будет играть важную роль в жизни Джека Лондона; младшую — Ида, ей исполнилось пять. В жизни маленького Джонни, однако, ничего не изменилось — он остался в семье кормилицы.

Без малого два года маленький Джонни прожил в семье «матушки Дженни». Вот как Ирвинг Стоун описал ее: «Высокого роста, большегрудая и ширококостная, няня Дженни была черна как уголь. Женщина она была работящая, верила в Бога и гордилась своим домом, семьей и положением в обществе. Она брала Джека на колени, пела ему негритянские колыбельные песни, щедро дарила ему всю бурную любовь, какая досталась бы ее собственному ребенку, если бы он был жив. Она и стала Джеку кормилицей, приемной матерью и другом на всю жизнь». Лучше, пожалуй, и не скажешь. Тем более что всё это — правда. Джонни, конечно, повезло, что на его пути оказался такой человек — даривший теплоту, заботу и искренне любивший его.

В возрасте около двух лет ребенка у кормилицы забрали. Причина самая обыденная: Лондоны переехали в другой район Сан-Франциско и теперь жили довольно далеко от Прентиссов. Да и в грудном вскармливании малыш уже не нуждался. В роли няни кормилицу заменила его сводная сестра — Элиза. Ей исполнилось уже десять лет, и со своими обязанностями она справлялась вполне успешно. Как любой ребенок, она тяготилась возложенной на нее ношей, видимо, дававшейся ей нелегко. Но в этом — очевидный источник ее особых чувств, которые, став взрослой, она всегда будет испытывать к младшему брату. Ведь она в какой-то степени заменила ему мать, а «трудные дети», как известно, — самые любимые.