Городские власти были только рады избавиться от оравы неспокойных безработных. Объявили подписку, собрали деньги, на них скупили все лодки, что можно было раздобыть в городе и окрест. Но речка Де Мойн — небольшая, и лодок оказалось совсем немного. Потому закупили материалы — лес, паклю, гвозди, скобы и т. п., соорудили плоты, на которых 9 мая 1894 года двинулись в путь. А теперь пора предоставить слово самому Лондону. Тем более что «во время путешествия, — вспоминал он, — я иногда вел записи в дневнике, и когда я перечитываю их теперь, мне попадается одна настойчиво повторяющаяся фраза, а именно: “Живем чудесно”. Мы действительно жили чудесно».
Разумеется, «согласно диспозиции» лодка Лондона оказалась в арьергарде. Но во время плавания военный строй был, естественно, нарушен. Наш герой, в отличие от остальных, обладал опытом плаваний, да и по натуре был лидером. К тому же и «команда» подобралась под стать. С иронией Джек Лондон вспоминал:
«В любой компании людей всегда есть определенный процент симулянтов, недотеп, прожженных дельцов и обыкновенных смертных. В моей лодке было десять человек, и это были сливки отделения “Л”. Каждый был дельцом. Я был включен в эту десятку по двум причинам. Во-первых, я был мастер в любое время достать провизию, и, во-вторых, я был “Джек-Матрос”. Я понимал толк в лодках и в морском деле. Наша десятка забыла о существовании остальных сорока человек отделения “Л”, и когда мы не получили первого обеда, то забыли и о провиантской лодке. Мы ни от кого не зависели. Мы двигались вниз по реке сами по себе, прокладывая путь на нашей “скорлупке”, обгоняя все лодки нашей флотилии, и, увы, я должен признаться, иногда присваивая себе продукты, заготовленные фермерами для всей армии. На протяжении большей части трехсотмильного пути мы перегнали армию на сутки или полсуток. Нам удалось раздобыть несколько национальных американских флагов. Когда мы подплывали к небольшому городку или группе фермеров, собравшихся на берегу, мы поднимали наши флаги и, назвавшись флагманом флотилии, настойчиво допытывались, какая провизия заготовлена для армии. Мы, разумеется, представляли армию, и провизию приносили нам. Но в этом с нашей стороны не было никакой низости. Мы никогда не брали больше, чем могли взять с собой. Но мы брали всё самое лучшее. Например, если какой-нибудь филантропически настроенный фермер жертвовал на несколько долларов табаку, мы его брали себе. Мы также забирали сахар и масло, кофе и консервы, но когда запасы состояли из мешков муки, или бобов, или из двух-трех окровавленных воловьих туш, мы от них решительно отказывались и продолжали свой путь, распорядившись погрузить всю эту провизию на интендантские лодки, которые обязаны были следовать за нами. Боже, наша десятка как сыр в масле каталась! Генерал Келли долго и безрезультатно пытался перегнать нас. Он послал двух гребцов в легкой лодчонке с выгнутым дном, чтобы они настигли нас и положили конец нашей пиратской деятельности. Они действительно нас догнали, но их было двое, а нас — десять. Генерал Келли уполномочил их арестовать нас, и они нам об этом сказали. Когда мы выразили нежелание стать узниками, они спешно направились вперед, к близлежащему городу, чтобы просить власти о помощи. Мы немедленно сошли на берег, приготовили ранний ужин, а потом под прикрытием темноты проскочили мимо города и его властей».
Лондон признавался: «Пока мы плыли впереди, снимая сливки… основная армия, двигаясь между нами, голодала». Разумеется, он соглашался, что «для армии это было тяжело, но, в конце концов, мы, десять человек, были индивидуалистами. Мы были изобретательны и предприимчивы. Мы были твердо убеждены, что еда принадлежит тому, кто первый ее берет… и достается сильнейшим»[93]
.На основании этих слов Балтроп, видимо, и сделал вывод о том, что «идея “выживает сильнейший”… уже тогда утвердилась в сознании Лондона». Конечно, тогда происходило активное формирование жизненной позиции писателя, его мировоззрения, взглядов. Но очень многое было еще впереди: разговоры, общение, определенная среда, усиленное самообразование и книги, книги, книги… Да и один из важнейших уроков жизни — «северная одиссея» — еще только предстоял. Нельзя забывать и о том, что текст, откуда взяты процитированные выше слова, написан Лондоном в конце 1900-х, когда очень многое было позади. Да и философия жизни писателя в основном уже сформировалась.