Джек Лондон: Одиночное плавание

Джордж Стерлинг (Sterling; 1869–1926) родился на востоке Соединенных Штатов, на берегу Атлантического океана, в городке под названием Сэг-Харбор, принадлежал к семье местной аристократии — потомков первых колонистов. Получил прекрасное образование. Выходец из религиозной католической среды, поначалу он собирался стать священником, поэтому поступил в католический колледж Святого Чарлза в штате Мэриленд. Увлечение религией оказалось недолгим — уже через несколько месяцев он вернулся к светской жизни, но время, проведенное в колледже, оказалось очень важным в поэтическом формировании Стерлинга. Там он встретил своего первого литературного наставника — католического священника и поэта Джона Тэбба. Преподобный был родом из аристократической семьи виргинских плантаторов, в прошлом участником Гражданской войны Севера и Юга. В послевоенные годы обратился к поэзии и религии, а затем стал преподавателем католического колледжа. В конце 1880-х, когда Стерлинг был студентом колледжа, поэтическое имя Тэбба уже хорошо знали. Главным образом, на почве поэзии увлекавшийся стихосложением Стерлинг и сблизился с Тэббом. Поэтические воззрения святого отца целиком принадлежали прошлому — его взгляд был обращен к английским романтикам как идеалу, он был истовым почитателем Китса и Шелли. О значении Тэбба в формировании молодого поэта можно судить хотя бы по тому, что в первом сборнике Стерлинга The Testimony of Suns (1903)[176] есть стихотворение, озаглавленное «Над строками отца Тэбба», в котором он сравнивает его строки с цветами too delicate for touch — «слишком нежными, чтобы оскорбить их прикосновением». Представления Стерлинга о поэзии, роли и месте поэта, о смысле и назначении поэтического творчества во многом сформировались под воздействием преподобного Джона Тэбба.

В Калифорнию Стерлинг перебрался после завершения образования — в 1890 году. Его дядя (брат матери) сколотил изрядное состояние, спекулируя недвижимостью в Окленде и Сан-Франциско. Вскоре по переезде Стерлинг поступил на работу в одну из риелторских фирм дяди. Риелтор из него получился неважный — усердием он не отличался, но он был родственником босса, поэтому особенных требований к нему не предъявляли. Вел богемный образ жизни, смыслом своего существования считал поэзию, сочинял, впрочем, без одержимости, но много читал, общался, имел огромное число приятелей и знакомых.

В романе «Мартин Иден» герой и Бриссенден впервые встретились у Руфи. Читаем: «Это был памятный вечер для Мартина, ибо он познакомился с Рэссом Бриссенденом. Как Бриссенден попал к Морзам, кто его привел туда, Мартин так и не узнал».

Можно подумать, что встреча произошла в доме Эпплгартов. В реальности этого быть не могло: хорошо известно, что встретились они в 1901 году, а к тому времени отношения Лондона с Мэйбл были уже далеко позади. Скорее всего, встретились они на одной из тусовок «Толпы», в которых Джек время от времени принимал участие.

Лондон, видимо, был искренен, когда писал в романе, что поначалу Бриссенден показался Мартину «человеком бледным и неинтересным». Более того, Мартин «решил, что он еще и невежа: уж очень бесцеремонно слонялся он из одной комнаты в другую, глазел на картины и совал нос в книги и журналы, лежавшие на столах или стоявшие на полках. Наконец, не обращая внимания на прочее общество, он, точно у себя дома, удобно устроился в кресле, вытащил из кармана какую-то книжку и принялся читать. Читая, он то и дело рассеянно проводил рукою по волосам». Это черта характера: Стерлинг был чужд предрассудков и чувствовал себя совершенно свободно в любом обществе. «Потом Мартин забыл о нем и вспомнил только в конце вечера, когда увидел его в кружке молодых женщин, которые явно наслаждались беседой с ним». И это тоже характерно: женщины Стерлинга обожали. Во-первых, он был красив. Во-вторых, умен и остроумен. А в-третьих, он просто любил женщин — и они это хорошо чувствовали.

Судя по всему, и знакомство Лондона со Стерлингом развивалось по описанному в романе сценарию:

«По дороге домой Мартин случайно нагнал Бриссендена.

— А, это вы, — окликнул он.

Тот что-то не очень любезно проворчал в ответ, но все же пошел рядом. Мартин больше не делал попыток завязать беседу, и так они, молча, прошли несколько кварталов.

— Старый самодовольный осел!

Неожиданность и энергичность этого возгласа поразили Мартина. Ему стало смешно, но в то же время он почувствовал растущую неприязнь к Бриссендену.

— Какого черта вы туда таскаетесь? — услышал Мартин, после того как они прошли еще квартал в молчании.

— А вы? — спросил Мартин в свою очередь.

— Убейте меня, если я знаю, — отвечал Бриссенден. — Впрочем, это я там был в первый раз. В конце концов, в сутках двадцать четыре часа. Надо же их как-нибудь проводить. Пойдемте, выпьем.

— Пойдемте, — отвечал Мартин.