Я поглядел на приближавшуюся шхуну, которая уже почти поравнялась с нами; ее отделяло от нас не более двухсот ярдов. Это было стройное, изящное суденышко. Я различил крупный черный номер на одном из парусов и, припомнив виденные мною раньше изображения судов, сообразил, что это лоцманский бот.
— Что это за судно? — спросил я.
— Лоцманский бот «Леди Майн»,— ответил Ларсен.— Доставил своих лоцманов и возвращается в Сан-Франциско. При таком ветре будет там через пять-шесть часов.
— Будьте добры дать им сигнал, чтобы они переправили меня на берег.
— Очень сожалею, но я уронил свою сигнальную книгу за борт,— ответил капитан, и в группе охотников послышался смех.
Секунду я колебался, глядя ему прямо в глаза. Я видел, как жестоко разделался он с юнгой, и знал, что меня, быть может, ожидает то же самое, если что-нибудь еще не хуже. Повторяю, я колебался, а потом сделал то, что до сих пор считаю самым смелым поступком в моей жизни. Я бросился к борту и, размахивая руками, крикнул:
— «Леди Майн», эй! Свезите меня на берег. Тысячу долларов за доставку на берег!
Я впился взглядом в двоих людей, стоявших у штурвала. Один из них правил, другой поднес к губам рупор. Я не поворачивал головы и каждую секунду ждал, что человек-зверь, стоявший за моей спиной, одним ударом уложит меня на месте. Наконец — мне показалось, что прошли века,— я не выдержал и оглянулся. Ларсен не тронулся с места. Он стоял в той же позе, слегка покачиваясь на расставленных ногах, и раскуривал новую сигару.
— В чем дело? Случилось что-нибудь? — раздалось с «Леди Майн».
— Да! Да! — благим матом заорал я.— Спасите, спасите! Тысячу долларов за доставку на берег!
— Ребята хватили лишнего в Фриско! — раздался голос Ларсена.— Этот вот,— он указал на меня,— допился уже до зеленого змия!
На «Леди Майн» расхохотались в рупор, и судно прошло мимо.
— Всыпьте ему как следует от нашего имени! — долетели напутственные слова, и стоявшие у штурвала помахали руками в знак приветствия.
В отчаянии я облокотился о поручни, глядя, как быстро ширится полоса холодной морской воды,. отделяющая нас от стройного маленького судна. Оно будет в Сан-Франциско через пять или шесть часов! У меня голова пошла кругом, сердце отчаянно заколотилось и к горлу подкатил комок. Пенистая волна ударила о борт, и мне брызнуло в лицо соленой влагой. Ветер _ налетал порывами, и «Призрак», сильно кренясь, зарывался в воду подветренным бортом. Я слышал, как вода с шипением взбегала на палубу.
Оглянувшись, я увидел юнгу, который с трудом поднимался на ноги. Лицо его было мертвенно бледно и искажено от боли. Я понял, что ему очень плохо.
— Ну, Лич, идешь на бак? — спросил капитан.
— Есть, сэр,— последовал покорный ответ.
— А ты? — повернулся капитан ко мне.
— Я дам вам тысячу...— начал я, но он прервал меня:
— Брось это! Ты согласен приступить к обязанностям юнги? Или мне придется взяться за тебя?
Что мне было делать? Дать зверски избить себя, может быть, даже убить — какой от этого прок? Я твердо посмотрел в жесткие серые глаза. Они походили на гранитные глаза изваяния — так мало было в них человеческого тепла. Обычно в глазах людей отражаются их душевные движения, но эти глаза были бесстрастны и холодны, как свинцово-серое море.
— Ну, что?
— Да,— сказал я.
— Скажи: да, сэр. .
— Да, сэр,— поправился я.
— Как тебя зовут?
— Ван-Вейден, сэр.
— Имя?
— Хэмфри, сэр. Хэмфри Ван-Вейден.
— Возраст?
— Тридцать пять, сэр.
— Ладно. Пойди к коку, он тебе покажет, что ты должен делать.
Так случилось, что я помимо моей воли попал в рабство к Волку Ларсену. Он был сильнее меня, вот и все. Но в то время это,казалось мне каким-то наваждением. Да и сейчас, когда я оглядываюсь на прошлое, все, что приключилось тогда со мной, представляется мне совершенно невероятным. Таким будет это представляться мне и впредь — чем-то чудовищным и непостижимым, каким-то ужасным кошмаром.
— Подожди!
Я послушно остановился, не дойдя до камбуза.
— Иогансен, вызови всех наверх! Теперь все как будто стало на свое место и можно заняться похоронами и очистить палубу от ненужного хлама.
Пока Иогансен собирал команду, двое матросов, по указанию капитана, положили зашитый в парусину труп на лючину. У обоих бортов на палубе, днищами кверху, были принайтовлены маленькие шлюпки. Несколько матросов подняли доску с ее страшным» грузом и положили на эти шлюпки с подветренной стороны, повернув труп ногами к морю. К ногам привязали принесенный коком мешок с углем.